Ирма не раз упоминала об этой полемики в присутствии своего бывшего мужа, и Ланни задавался вопросом: не раздражает ли её, что Нэнси получила долю общественного внимания больше, чем она? Он не забыл, что Ирма было несколько лет завсегдатаем модных клубов, как до, так и после их вступления в брак. И не была бы она тайно рада, если бы красная и розовая пресса осуждала "Уикторпскую клику"? Нэнси имела преимущество, потому что ее муж был пресс-лордом, и она сама являлась членом парламента, в то время как муж Ирмы был чиновником в министерстве иностранных дел, и должен был сохранить атмосферу отчужденности и беспристрастности в своем доме. Такого тона придерживалась и Ирма. Она говорила о своей сопернице в слегка покровительственной манере.
Ланни приехал в
Кроме того, он мог излить душу о Труди. Ему не удалось получить информацию, которую искал, но он верил, что был близок к этому. "Я буду очень удивлен, если профессор Прёфеник не использует все подсказки, которые я ему дал", — сказал он.
"Я надеюсь, что вы всё обязательно узнаете!" — воскликнула Нина. — "Это так жестоко, жить в состоянии неопределенности".
— Сама Труди жила так в течение четырех или более лет. Тысячи других все еще так живут и будет жить до конца своей жизни".
"Я знаю", — сказала женщина; — "Но есть большая разница, когда вы знаете людей". Как женщине, ей хотелось знать, что происходит в душе мужчин, и добавила: "Скажите мне, как вы это выдерживаете, Ланни".
— Ну, вы научитесь выдерживать, когда это станет необходимо. В моем случае это не так трудно, потому что я делаю работу Труди, и у меня есть ощущение, что она всегда со мной. Я точно знаю, что она скажет на то, что происходит, и когда я даю деньги на дело, я чувствую ее удовлетворение.
Нина знала, что это не так. И она больше не будет докучать вопросами, чтобы не бередить рану, которую он хотел заживить. Как тело сопротивляется посторонним предметам, попавшим под кожу, так и душа сопротивляется страданиям. Так думала эта добрая женщина, и Ланни, старый друг, понимал смысл ее молчания.
"Нашу совместную жизнь трудно понять", — сказал он ей. — "Немногие возлюбленные когда-либо были настолько холодны. Труди была полностью поглощена своим делом, что, казалось, как будто у нее не было никакой жизни вне этого дела. Я видел, как она тихо сидит, и знал, что ее мысли были о товарищах в концентрационных лагерях, или о тех, кто рисковал своей жизнью, распространяя нашу литературу. Я попытался развлечь ее, и иногда добивался успеха, но не часто. Всегда возникали новые проблемы, и это постоянно давило на неё".
— Это же бесчеловечно жить так, Ланни!
— Конечно, это бесчеловечно. Но таковы нацисты, и мы должны бороться с ними так же.
— Что это будет означать в будущем?
— Пусть проблемы будущего решает само будущее. Дело в том, что теперь, когда мы в состоянии войны, мы должны чувствовать по-военному и жертвовать по-военному. Нацистов можно победить только людям, таким же безжалостным, как они, и даже больше. У нас должно быть много антинацистских фанатиков, и некоторые из них будут женщины, которые думают больше о спасении своих товарищей, чем о том, чтобы их мужья были счастливы. Разве это не так, Рик?
— Так!
"Я ещё твёрдо не решил, верю ли я в бессмертие", — сказал Ланни, — "но я знаю, что дух Труди живет во мне, я думаю о ней все время. Я полагаю, что это то, что религиозные люди называют 'общением'. Когда мне удаётся сделать что-то против нацистов, я слышу, как она говорит: 'Хорошо! ' И всегда: 'А что дальше?' Нацистский террор продолжается, и наше сопротивление не может ослабевать. Я полагаю, что я тоже стал одним из фанатиков".
Нина хотела воскликнуть: "О, нет", но она боялась, что это будет невежливо. Вместо этого она спросила: "Предположим, вы узнаете, что они убили ее. Будете вы в трауре по ней, или вы найдете другую любовь?"
— Прекрасный шанс, если я смогу сделать женщину счастливой, или открыть для себя ту, кто будет жить моей жизнью! Ланни улыбнулся, он редко говорил долго, не находя повода для улыбки. — "Вы когда-нибудь читали Песню изгоя Вальтера Скотта?" Он процитировал: