Ланни не спал вообще. Он лежал на кровати и вспоминал свои ночные дела, стараясь обнаружить недостатки в том идеальном преступлении. Он поискал на своём пальто капли крови, которые было бы трудно объяснить. Он нашел их несколько на рукавах, но они были маленькими, и он вытер их влажным платком. К счастью, на твиде пятна не заметны. Он тщательно вымыл руки, не забывая при этом свои ногти. Он оттёр и отполировал подошвы своей обуви, и увидел, что на них ничего не осталось. Он повесил свою шляпу над лампой для чтения с включенным светом, чтобы быстро её высушить. Он побрился и надел чистую рубашку, а когда спустился к завтраку, то выглядел в достаточно хорошей форме и спокойным. Было ли у из нацистов что-нибудь на уме? Если да, то они были такими же хорошими актерами, как Ланни. Пришли утренние газеты из Парижа, и все жадно смотрели в них, а потом говорили о том, что там увидели. Аресты продолжались, и
Ланни со всем соглашался. И после того, как он выпил кофе и съел тосты, он почувствовал себя лучше. Он попросил одну из газет и уселся в библиотеке, чтобы прочитать её. Между прочим, он хорошо оглядел третье окно с северо-западного угла и убедился, что ковер был не слишком грязным, и что длинные бархатные шторы висели должным образом. Закончив читать, он разыскал Эдуарда фон Рата в офисе и сказал: "Герр фон Рат, я прочитал новости, обдумал их и пришёл к выводу, что это очередная буря в стакане воды, на которые я нагляделся в этой нестабильной стране. Я больше не чувствую, что я в серьезной опасности, пока буду заниматься своим картинным бизнесом и держаться подальше от тех, у кого возникли проблемы с полицией".
—
— Я знаю, что Его Высокородие был встревожен моим присутствием здесь, и причины его тревоги понятны и заслуживают уважения. Не будете ли вы так добры, передать ему моё почтение и уведомить о моём решении?
—
— Я знаю, что правила приличия требует от меня поблагодарить его лично за его гостеприимство, но при этих своеобразных обстоятельствах было бы неразумно для меня даже навестить его, позвонить по телефону или написать ему.
—
— Если он позвонит, вы можете сказать ему, что гость ушел, не называя моего имени, и когда вы увидите его, передайте ему мою глубокую и искреннюю благодарность за его любезность.
— С удовольствием, герр Бэдд.
— Не говорите никому, что я был здесь, и будьте уверенны, что я буду не менее осторожным.
— Ваша осторожность заслуживает восхищения, герр Бэдд, и все мы наслаждались вашей компанией.
— Будьте так добры, передать мой
— Хайль Гитлер.
Бойся гостя стоячего! Ланни зашёл в свою комнату и сложил свои немногочисленные пожитки в сумку. Его автомобиль был доставлен в крытый подъезд к дверям, место, которого никогда не забудешь. Он уехал, чтобы никогда больше не возвращаться, так он надеялся. По крайней мере, пока шато снова не станет французским, а он смог бы взяться за распродажу нескольких достаточно хороших картин.
Конспиратор настолько вообразил себя Кагуляром, что из предосторожности в отель к Хофману не поехал, а позвонил ему в гостиницу. Слесарь встретил его на улице, и, убедившись, что за ними не следят, они взяли такси до отеля Монка. Там они устроили то, что называется мужским трёпом! Три ветерана войны. И весь мир знает, как старые солдаты любят переживать свои битвы снова. Они хотели узнать все детали приключений Ланни: как он сумел заставить графа Герценберга принять его, кого он встретил в шато, как вели себя собаки и сторож. Все эти вопросы были предметом тревожных догадок, а теперь, услышать истинную историю было, как побывать за кулисами истории.