Ланни был в Париже проездом. Рано утром он бросил свои вещи в машину и двинулся на юг по Рут Насьональ. Сотни раз он ездил по этой дороге и знал на ней каждый поворот. С ним ехали Розмэри, Ирма, привидение Мари, но не привидение Труди, потому что она никогда не видела его дом на Ривьере. Большую часть времени она провела в маленькой студии. А теперь она осталась в подземелье под Шато-де-Белкур, где лейтенант Рёрих пытает её. А она, сомкнув руки и стиснув зубы, терпит, а услышав звуки
На полпути к месту назначения, Ланни свернул на дорогу, которая шла параллельно Центральному каналу, соединяющему реку Луара с рекой Сона. Одна впадала в Бискайский залив, а вторая в Средиземное море. Это была историческая земля Бургундии, богатая углем и железом, а также вином и оливковым маслом. Район каналов является одной из вотчин Плутона, дымной и закопчённой. В его долинах росли высокие черные трубы вместо деревьев, и вся природа была загрязнена и осквернена. Один из его городов был Ле Крезо, что означает Шурф или Тигель, можно применять оба слова. Сюда сто лет тому назад пришли два брата из Эльзаса и приобрели обанкротившееся литейное производство. Они перестроили его и научились делать оружие. Крымская война пришла в счастливое время, чтобы сделать их миллионерами. Сын одного из них умножил свои богатства во время франко-прусской войны, и внук сделал то же самое во время мировой войны. Чарльз Проспер Эжен Шнейдер знал нужных государственных деятелей, правильных банкиров, а также нужные слова, которые шептал им в уши. Ходили слухи, что его обширная сеть предприятий извлекла шестнадцать миллиардов золотых франков из заработков французского народа.
Шнейдеры построили себе дворец под названием Шато ла Веррьер, что означает Стеклянный дом. Название не соответствовало действительности, так как дворец был сделан из самого твердого камня, который можно было достать. Он стоял на вершине холма над деревней, сжавшейся вокруг для защиты, точно так, как в средние века. Лачуги, в которых жили рабочие, были из материалов и архитектурного стиля, отличного от лачуг, которые окружали завод
Ланни назначил встречу по телефону, и барон ожидал его на обед. Затем за кофе и бренди Ланни сообщил ему о своем разговоре с Куртом Мейснером, представив его более интимным, чем он был на самом деле.
После этого Ланни говорил о сложной ситуации в британском кабинете в отношении немецкого превосходства в производстве самолетов. Он сослался на состояние дел во Франции на данный момент, ему сказали, что Второе бюро получало такую же информацию о немецкой авиации, а также, что премьер Шотан отнёсся к ней так же, как Чемберлен. Ланни ничего не знал об этом последнем факте, но он решил, что это совершенно очевидно, и что Шнейдер будет знать об этом. Он сделал выстрел наугад и попал в яблочко.
Чарльз Проспер Эжен барон Шнейдер, признался, что был очень взволнован разработкой новых методов современной войны. Они позволили прыгнуть в воздух и пролететь над линией Мажино, на которую французский народ возлагал свои надежды на безопасность. Слышалось что-то тоскливое в голосе старого предпринимателя, который вложил столько миллиардов франков в оружие, которое может внезапно оказаться не стоит его перемещения на свалку металлолома. Ланни рассказал, как его отец предвидел такое развитие событий еще несколько лет назад, и решил поставить все, что он имел, на будущее боевых самолетов. Он рассказал об усилиях Робби заинтересовать французских и британских военных. Он мог сообщить убедительные подробности по этому вопросу. Немота "вояк" была темой причитаний его отца с тех пор, как Ланни мог помнить его голос. Французы, англичане, американцы, всё было то же самое с ними всеми. Только немцы были на чеку и были готовы воспринять новые идеи.
Барон вздохнул и сказал: "Мы вынуждены дружить с немцами, так сильно, как мы боимся и не любим их". Затем он добавил: "Я думаю, мсьё Бэдд, что может быть стоит вашему отцу нанести мне визит в следующий раз, когда он посетит Европу".