— В смысле «в лабораторных условиях»? — Я был настолько глубоко потрясён откровением Джерри, что не сразу понял, о чём идёт речь.
— А вот та-а-а-к… — Девушка широко-широко развела руки и внезапно обняла меня за шею, щекотно уткнувшись носом в ключицу.
— Джерри, да ты пьяна! — искренне поразился я.
— Ага, — подтвердили мне куда-то в подбородок очень довольным тоном, и вновь горячее дыхание обожгло шею.
— Шва-а-арх, Джерри, — простонал. — Ну как можно напиться одним бокалом коньяка?!
— Так ты цварг, — меня ударили кулачком в грудь, — а я — чистокровный че-ло-век!
От количества обрушившейся информации закружилась голова. Эта оговорка про то, что жизнь не принадлежит ей, и слово «чистокровный» резанули слух. Выходит, Элизабет вообще не приходится ей матерью, а те документы, что прислал мне Маркеланн — лишь фикция. Было ли там хоть слово правды? И если эльтонийка не рожала её, то откуда на «Безымянном» могла взяться маленькая шестилетняя девочка, безупречно знающая секретный язык агентов? А титановый каркас?! Это многое объясняет, но так же и усложняет.
— Как тебе сделали операцию? Титан же не тянется… Как такое вообще возможно? — пробормотал, пытаясь вспомнить последние технологии Космического Флота. К секретной лаборатории я имел совсем посредственное отношение. В основном, туда имели доступ высшие офицеры аналитического направления, я же окончил боевое и специализировался на зачистках планет и прочих не самых приятных вещах.
Джерри не ответила. Вместо этого я почувствовал горячий язык, скользнувший по моей шее за ушную раковину. Да если бы меня макнули в бурлящую лаву, то я лучше бы совладал с собой.
— Дже-е-ерри! — попытался внести в этот окрик как можно больше строгости и укора, но в ответ получил ещё одну обжигающую ласку.
Влажный язык вновь прошёлся вблизи сонной артерии, а затем девушка прикусила мочку уха. Я зашипел, пытаясь совладать с собой и разъединить женские руки, что обвили шею.
— Джерри! — уже зарычал, борясь с собственным адъютантом.
Судя по всему, про титановый каркас она не соврала. Я смог урезонить адъютанта исключительно благодаря тому, что её координация была заметно нарушена. Даже не знаю, что делал бы, накинься она на меня в полном сознании. В итоге в исключительно благих целях закинул девушку на плечо попой кверху и понёс в спальню.
— Джерри! — в третий раз окрикнул девушку, когда она попыталась в этой позе забраться шаловливыми ладошками под ремень моих брюк. Какие же они были горячие и мягкие…
— Ну, что Джерри? Что-о-о? — Впервые на моей памяти захныкала девушка. — Звучит по-собачьи, словно кличка. Мне вообще не нравится это имя.
— А как тебе нравится?
Я шагнул на лестницу с драгоценной ношей на плече и замер, ожидая ответа. Но вместо настоящего имени до меня донеслось:
— М-м-м-м… Дарр, как же от тебя вкусно пахнет! Ты скажи, все цварги пахнут так изумительно? Ик! Хотя, что же это я? Рай… ан, когда потеет, пахнет клевером… А ты сосновой смолой и можжевельником…
Торопливо поднялся на второй этаж и положил уже вяло сопротивляющуюся девушку на постель. Стянул с неё ботинки, накинул одеяло.
— Всё, Джерри, спи. Судя по всему, ты мало спала последние дни.
— Дарр, ты меня поцелуешь?
Джерри посмотрела на меня из-под приоткрытых ресниц. Мой взгляд тут же переместился на её нежно-розовые губы, которые она машинально облизала. Хотел ли я её поцеловать? Безумно. Имел ли на это право? Никакого. Воспользоваться алкогольным опьянением девушки — это крайне низко и подло. Я первым перестану себя уважать, если совершу такой поступок.
— Нет.
Часть II. Глава 5. Игры и не только
/сигма-агент Джерри Клифф/
Я проснулась, чувствуя себя отвратительно. В горле пересохло, на языке поселилась отвратительная полынная горечь, но ещё гаже было на сердце.
Если бы у меня только была возможность всё изменить. Вычеркнуть из своей крови ненавистные наноботы или просто признаться адмиралу в том, что испытываю к нему на самом деле. Завоевать его уважение, вырасти на его глазах, стать достойной… Вселенная, да я готова оставаться тенью возле Даррена до конца своей жизни, чтобы только видеть его тёплую улыбку, необыкновенные аметистовые глаза с золотыми всполохами, как он хмурит густые брови, когда о чём-то глубоко задумывается, и ерошит тёмные волосы пальцами.