Агент зарубежного центра

А пакеты №№ 4, 5, 6, 7 предназначались американцами для других своих агентов, разоблаченных советской контрразведкой. За несколько дней до задержания Калью Кукк вскрыл один пакет — в нем оказалось 10 тысяч рублей. Взял себе сотню, остальное положил в портфель. В трех изъятых при задержании пакетах оказалось 45 тысяч рублей, а всего шпионы привезли 82 тысячи рублей. Только большая часть их попала не тем, кому предназначалась, а пошла в бюджет Советской страны.

* * *

Да, давно это случилось — более тридцати лет прошло. Но уроки истории столь поучительны, что не грех о ней и вспомнить. Тем более, что многие из ее персонажей живут среди нас и по сей день.

Шпион Калью Кукк, Хельги Ноормаа, Роберт Хамбург и его сестра Эрна Хамбург в феврале 1955 года предстали перед правосудием. Их дело слушалось в открытом заседании Военного трибунала Ленинградского военного округа. С учетом содеянных преступлений перед Родиной каждый получил должное. Калью Кукк — исключительную меру наказания, его прошение о помиловании осталось без удовлетворения.

Опять вспоминаются слова человека, который заявил в лицо Тоомла и Кукку, что шпионов в Советском Союзе все равно поймают. Конечно! Потому что на страже государственной безопасности Отечества стоят такие прекрасные люди, как те, о ком мы рассказали в этой повести.

Полковнику Старинову — уже под восемьдесят. В последний раз я встретил его в центре Таллинна, на узенькой средневековой улочке. Уточнил некоторые детали задержания шпионов — и удивился, как он все хорошо помнит. Он, за плечами которого такое множество других, не не менее волнующих и опасных, историй.

Запомним и мы.

ПРИВИДЕНИЯ

1

Гендрик Петрович Купер не любил опаздывать. Но в этот раз его задержали неотложные дела в районном центре, и на день рождения молодой супруги Гуннара Суйтса, своего фронтового друга, он приехал последним.

Из маленького уютного домика с мансардой, стоявшего в глубине большого сада на краю поселка, лились навстречу звуки музыки. Аккордеон гремел на полную мощь, приглашая к танцу. Казалось, еще миг — и сам домик сорвется с каменного фундамента, пустится в пляс, озорно поблескивая очками-окнами. Купер улыбнулся этой неожиданно пришедшей ему в голову мысли и по-молодецки взбежал на парадное крыльцо. У распахнутой настежь двери он угодил прямо в медвежьи объятия хозяина дома.

Посаженный на почетное место за столом, Гендрик Петрович стал разглядывать гостей, которых видел здесь впервые.

Внимание бывалого чекиста привлек сидевший напротив мужчина в хорошо сшитом черном костюме, непринужденно и остроумно направлявший общее веселье. Трудно было сказать, сколько этому человеку лет, тридцать пять или сорок пять. Его холеное лицо сияло, в голубых глазах играла лукавая усмешка, рано поседевшие густые волосы волнами обрамляли чистый высокий лоб, а маленькие, аккуратно подрезанные усики и седая бородка придавали ему импозантный вид.

Что-то очень знакомое, давнее, почудилось Гендрику Петровичу в облике этого веселого гостя, который разыгрывал роль доброго волшебника.

Хозяин дома представил их друг другу:

— Гендрик Купер… Освальд Сирель.

Не успел Гендрик Петрович и слова молвить, как к нему подсела милая моложавая приятельница хозяйки и наполнила бокал. А Сирель тотчас же произнес тост за здоровье всех присутствующих и отсутствующих ветеранов, за фронтовых братьев под мирным небом. Вся компания зааплодировала. Снова зазвучала музыка. Соседка пригласила Гендрика Петровича на вальс.

Полковник Купер давно не танцевал, но общее настроение захватило и его, а премилая партнерша нашла, что он танцует отлично. Она была улыбчива и воздушна, ее соломенно-желтые волосы рассыпались по плечам.

— Берегитесь, опасна, как Лорелея, — бросил Гендрику Петровичу Сирель.

Виртуоз-аккордеонист между тем обрушил на собравшихся каскад звонких трелей вяндраской польки, и за длинным праздничным столом никого не осталось. В первой паре выступали Освальд Сирель и сама именинница. Задорно кружась, положив руки на плечи партнеру, она почти влюбленно всматривалась в красивое, словно освещенное белозубой улыбкой лицо Освальда, пока по-медвежьи не вмешался огромный, медлительно-увалистый Гуннар, ее муж, который вдруг так же легко и весело продолжил танец, подмигнув Куперу.

Но последнее слово всегда оставалось за Освальдом. Он уже организовал «Казачок», забавно прихлопывая руками и восклицая на исковерканном русском:

— Каза-ссьек, Каза-ссьек!