Агент зарубежного центра

До хутора оставалось три километра. Гендрик Петрович с группой бойцов решил пройти их пешком, чтобы шум автомашины не спугнул бандитов. Через полчаса хутор был неслышно окружен. Какие-то люди в плащах с нахлобученными на головы капюшонами и автоматами за плечами на площади у магазина грузили в телеги ящики, сваливали мешки. Из соседнего домика, где жила семья парторга волости, слышался жалобный вой собаки.

Бандиты грузили товар молча. Только один раз из дверей магазина показался высокий человек в кепке, без плаща, и сердито крикнул кому-то:

— Да заткните ей глотку, черт побери!

И к домику парторга сразу бросились двое.

В этот самый момент с треском взметнулась красная ракета, и со всех сторон ударили наши автоматы. В наступившей внезапно тишине раздался голос, усиленный мегафоном:

— Бросай оружие, вы окружены!

Человек в кепке мгновенно скрылся в магазине, из окна резанул по кустам и придорожью ручной пулемет. Бандиты-грузчики тоже сорвали с плеч автоматы, кинулись под телеги. Там они и полегли, изрешеченные пулями.

Пулемет в магазине тоже заглох.

Брезжил рассвет, и это, видно, подстегнуло затаившихся в магазине бандитов. Они решились на вылазку. Вслепую строча из автоматов, швыряя гранаты, они через дворы метнулись к лесу. Трое были убиты уже почти на самой опушке.

Человек в кепке, раненный в ногу, спрятался за старым пнем и отстреливался до тех пор, пока не иссяк боезапас. Было уже совсем светло, когда он демонстративно приложил пистолет к виску и нажал курок. Но выстрела не последовало. Его взяли живым. Попался целеньким еще один. Крепко скрутили им руки, посадили в телегу.

Дождик кончился, хотя тучи по-прежнему низко и тяжело висели над землей. Из соседних крестьянских изб робко выглядывали дети, потом появилось несколько женщин, два старика. Но подходить к магазину они не решались, опасливо косясь на телегу, где под охраной сидели пойманные бандиты.

Гендрик Петрович с бойцами поднялся в домик парторга, возле которого все еще скулила невидимая собака, и застыл на пороге.

Полковник Купер прошел войну, видел испепеленные деревни, поверженные в прах города, пережил смерть многих и многих близких друзей, но даже сегодня, через двадцать с лишним лет, не мог вспомнить без содрогания то, что увидел в доме иннувереского волостного парторга.

Жена и четверо детей — от тринадцатилетней девочки до грудного младенца — были зарезаны опытной рукой, — кровавые полумесяцы рассекали каждое горло.

Сам парторг был в отъезде.

Возле телеги с бандитами уже толпился народ. Пришли люди с соседних хуторов, приехал председатель волисполкома. Бойцы с трудом сдерживали толпу, требовавшую самосуда.

Гендрик Петрович вышел из дома подавленный. Он и сам еле удерживал себя, чтобы тут же не полоснуть очередью по этим выродкам.

Кто-то уже успел сбить с вожака его серую кепку, и тут чекист узнал в нем старого знакомого. Тот же резко очерченный прямой нос и тонкие, крепко сжатые губы, непричесанная, разлохмаченная шевелюра цыганских кудряшек, иссиня-черных, как воронье крыло. И характерная, с изломом, сдвоенная складка между бровями. Гендрик Купер мысленно снял с этого человека начинавшую курчавиться бороду, надел на него офицерский китель — и ожила давняя картинка, увиденная в бинокль.

«Цыган» безразлично отвернулся от него.

…Если с Освальда Сиреля снять его нынешние усики и бороду, курчавым волосам вернуть их прежний цвет, — он станет похожим на «Цыгана», как двойник!

Ну, что за чепуха лезет тебе, Гендрик Купер, в голову! Каким же чудом бандит «Цыган» окажется вместе с тобой, бывшим чекистом, за одним праздничным столом в доме героя труда и вместе с тобой будет поздравлять хозяйку дома со счастливым днем рождения, желать ей всех благ и радостей? Как ему появиться на празднике у коммуниста-фронтовика, в завидном качестве доброго друга семьи? А потом — разве не сказал Гуннар Суйтс, что знает Освальда еще по истребительному батальону?

Гендрик Петрович понял, что теперь-то, при дневном свете, заснуть ему больше не удастся. Он встал и умылся холодной водой. Трезвый ум напомнил, что по делу «Цыгана», схваченного в Иннувереской волости, был вынесен приговор: расстрел! Правда, как раз в то время чекист Купер уехал учиться в Москву, но какое это имело значение?

В полдень, когда Гендрик Петрович по привычке читал один из новых томов военных мемуаров, под окном остановилась, как ему показалось, вчерашняя темно-бежевая «Волга». Но вышел из нее не Освальд, а Гуннар Суйтс. Он ворвался в дом шумный, большой, с сияющим лицом.

— Что, брат, домовничаешь, когда на дворе веселый день?

— Ты уже был у Освальда? Это его машина? — спросил Купер.

— Был у своего главного агронома Освальда Сиреля, — лукаво улыбаясь, объявил председатель колхоза «Партизан». — Вырвал-таки я его! Но машина, между прочим, своя, колхозная.

Вскоре под окном затормозила и вторая «Волга» — теперь действительно та, вчерашняя. Освальд Сирель явился лично.

— Но что же вы хотите от меня? — недоуменно пожал плечами полковник.