Для начала ей предстояло доказать свое первенство перед соучениками, и Диана — хотя и не была никогда семи пядей во лбу — сделалась круглой отличницей и закончила школу с золотой медалью. Чего ей это стоило, знала только она сама; на уроках же её ответы поражали абсолютной, едва ли не механической точностью и четкостью — пусть даже она и рассказывала об образах Онегина или Катерины. К ней, при всем желании, просто невозможно было придраться — она всегда все знала по любому предмету — и даже многое сверх программы. «Наизусть учит», — говорили ее недруги и были во многом правы. То, что Диана не понимала или не чувствовала, она вызубривала по учебнику слово в слово, благо память у нее была прекрасная.
Её не любили, но, как ни странно, при этом уважали и даже побаивались. У нее была стальная воля, и она никому не давала спуску. В младших классах она не раз вступала в рукопашную схватку с самыми отчаянными сорви-головами и, бывало, даже ходила с синяками, что, впрочем, ее нимало не смущало. Мысли ее были заняты другим — утверждением собственного авторитета, хотя в те годы она, разумеется, со всей отчетливостью этого себе не представляла. Тогда все ее жизненные принципы укладывались в одну-единственную короткую фразу — «пусть знают!».
Мало кто замечал, что наряду с непреклонностью, отвагой и желанием первенствовать в ее душе поселились жестокость и беспощадность. В том, что этого не замечали, не было ничего удивительного: близкие подруги у Дианы так и не появились, и все одиннадцать лет в школе она оставалась своего рода «одиноким волком», всегда готовым не только показать клыки, но и вцепиться ими недругу в глотку.
— Вот где она, наша Дианочка, — раздался голос чуть ли не над самым ее ухом, и Диана Павловна увидела рядом с собой не слишком приятную физиономию знакомого депутата, купленного ею с потрохами.
— Нехорошо отделяться, мадам, — продолжал взывать к ней этот слуга народа чуть заплетающимся языком, — в коллектив, Дианочка, в коллектив.
И сразу же вслед за этим в укромный уголок, где находилась Диана, стали один за другим заглядывать улыбающиеся физиономии гостей, требовавших от нее немедленного возвращения к прерванному фуршету.
«Вот и все, — сказала она себе, — кончилась игра в прятки. Что ж это я, в самом деле, разнюнилась? С этими типчиками надо держать ухо востро — не ровен час, устроят еще за моей спиной какой-нибудь заговор…»
Как всякая владычица — пусть пока только концерна «Троя», — Диана Павловна постоянно опасалась всяческих интриг, которые могли иметь своей целью ниспровержение с пьедестала ее особы. В каком-то смысле эти опасения были оправданны — в обширном помещении ее личного офиса, который находился в четверти часа езды от особняка компании, собралось множество людей, с удовольствием бы слопавших Диану со всеми потрохами и с воздвигнутым ее тяжкими трудами предприятием заодно. Уж слишком — по мысли некоторых деятелей — госпожа Шилова процветала и слишком хороший имела аппетит — на чужую собственность.
Диана Павловна знала о враждебных маневрах конкурентов, но тем не менее упорно продолжала приглашать их к себе на приемы — предпочитала видеть недругов перед собой и, так сказать, вести за ними наблюдение лично. Шилова свято верила в собственную проницательность и в магнетическое воздействие своей личности на окружающих.
«Посмотрю на них в упор, дам понять, что догадываюсь об их происках, они, глядишь, и поостерегутся мне гадить, — думала она, наклеивая на губы светскую улыбку и принимая из рук известного финансиста Хмельницкого бокал с шампанским на длинной тонкой ножке.
А если нет, — тут она слегка прищурила левый глаз, как снайпер, который смотрит на мишень сквозь оптику прицела, — что ж, пусть начнется война. Я этих пигмеев не боюсь и всегда готова к бою — в любую минуту».
— Как же, как же, подросли, — машинально ответила она на вопрос собеседника, осведомлявшегося о состоянии акций ее компании на бирже. — У нас — если вы заметили — наблюдается постоянный рост. Чего и вам желаю.
Диана не смогла отказать себе в удовольствии уколоть Хмельницкого, терпевшего в последнее время весьма чувствительные убытки. Потом ее внимание привлекло взволнованное лицо секретарши, которая, стоя у двери зала для приемов, делала своей шефине какие-то знаки, не решаясь войти в помещение. У Дианы был отлично вышколенный персонал.
Диана Павловна очаровательно улыбнулась присутствующим — «прошу меня извинить, я на минутку» — и не слишком поспешно, четко отмеряя шаг, направилась к своей сотруднице, хотя сразу почуяла, что новость, с которой та явилась, представляет для нее, Дианы, первостепенный интерес. В противном случае секретарша не решилась бы ее беспокоить. Когда они вошли в кабинет секретарши, Шилова спросила:
Ну-с, Зинаида, чем порадуете?
Диана Павловна, вас спрашивает какая-то женщина. Стоит внизу, в прихожей, рядом с постом охраны. Оттуда и звонила. Я сама к ней спускалась, чтобы выяснить, что к чему. Так вот, эта, с позволения сказать, дама уверяет, что она — ваша подруга и пришла по чрезвычайно срочному делу.