Агитпроп. Идеология победы

Балтимор, Фергюсон, Детройт, Чикаго, Кэмден, Нюарк, Баффало, Филадельфия — это города, подвергшиеся тотальной деиндустриализации. Кризис лишь усугубил ситуацию. Там, где вчера были сборочные цеха и конвейеры, верфи, металлургические заводы, сегодня — руины.

Соглашениями о свободной торговле низкоквалифицированные рабочие места выведены в Азию. Работать в Гугл или Майкрософт из этих кварталов никого не возьмут: больше половины их обитателей не закончили даже школу.

Их детям и правнукам гарантирована та же самая судьба. Это и есть гетто. Неважно, черное, белое или желтое.

Безработица в Балтиморе — 9 %. В бунтующих кварталах — 16 %. 54 % жителей пылающего района Сэндтаун вообще не работали и не будут работать никогда. С началом кризиса 2008 безработный означает бездомный. Власти пытаются привлекать в даунтаун частных инвесторов, хипстерские арт-галереи. Но никакая арт-галерея не заменит завод.

Рон Пол, конгрессмен:

«Мы знаем, что полиция милитаризована, что она перегибает палку в войне с наркотиками. Мы знаем, что люди с противоположной стороны тоже переходят грань и это может вызывать возмущение. Но главная причина, которая стоит за всем этим — экономика. Если бы у нас была процветающая экономика, этих проблем бы не было. Но если у вас система, где закреплено право богатых становиться богаче за счет всех остальных, она не может существовать бесконечно».

Семьдесят процентов полицейских Балтимора живут не в Балтиморе, они приезжают в Балтимор, чтобы его охранять. Это есть архипелаг ГУД ЛАК. Лагерь под открытым небом. Наркотики, оружие, золотые цепи, хип-хоп — это никакая не субкультура, это способ держать часть населения в околоживотном состоянии, вольер для людей, биологический компостер, в котором утилизируются лишние, ненужные, неэффективные. И ничего страшного, если в этом компостере постоянно тлеет огонь расовой ненависти. Чем безумнее и вычурнее ненависть, тем лучше. Тем меньше вопросов про экономику.

Наряду с Ку-клукс-кланом в США уже давно процветает черный национализм. А то и черный фашизм.

Вот представители группировки Черные Израилиты нападают на белых прохожих, которых они тоже считают недолюдьми. Почему-то эти ребята не слишком интересуют ФБР. ФБР больше беспокоит, как бы черная ненависть не получила религиозное обоснование. Неспроста же и в Фергюсоне, и в Балтиморе у руках погромщиков мелькали флаги исламского государства. Еще в октябре 95-го организация Нация Ислама и её лидер Луис Фаррахан провели марш Миллионов — к Капитолийскому холму вышли сотни тысяч черных активистов.

Это выглядело вот так. Вот так. И вот так. Россия тогда заслушивалась саксофонными партиями Билла Клинтона и все равно бы не поверила. Этой осенью, в октябре, активисты черных движений планируют отметить двадцатилетнюю годовщину марша.

«Кровавые монстры». «Ублюдки». «Головорезы». «Воры.» «Убийцы». «Дьяволы». Именно так американская пресса окретила организаторов и участников чикагской забастовки и демонстрации на площади Хэймаркет 4 мая 1886 года. Они не были черными, эти «кровавые монстры», но они были рабочими и безработными, добивавшимися от хозяев жизни справедливости — восьмичасового рабочего дня, запрета на детский труд, запрета штрейкбрейхерства — когда вместо вышвырнутых за борт белых рабочих олигархи возили вагонами с юга негров-гастарбайтеров, вчерашних рабов. Была устроена провокация. Демонстрацию расстреляли. Зачинщиков повесили. На эшафоте они успели выкрикнуть: «Придет время, и наше молчание будет звучать громче, чем наши голоса сегодня».

С тех пор вот уже сто двадцать шесть лет мир отмечает Первое Мая — день международной солидарности трудящихся.

Его главный лозунг давно — не восьмичасовой рабочий день, а миру — мир, поскольку выяснилось, что балтиморские погромы в масштабах планеты означают войну, на которой тоже убивают, как правило, самых бедных и самых бесправных.

Война — лучшее лекарство от безработицы среди молодых, которая в совсем не похожих на негритянские гетто Италии и Испании на этой неделе составила 43 и 50 процентов соответственно. Как уже дважды бывало, очертания войны всем видны заранее — что-то подгорает на Тихом Океане, что-то дымится на Ближнем Востоке, что-то лязгает гусеницами в Европе…

Весной тысяча девятьсот одиннадцатого в Нью-Йорке сгорела ткацкая фабрика.

Хозяин запер двери, чтобы ткачихи усерднее работали. Полторы сотни женщин были изжарены живьем на глазах у зевак и туристов.

Тот маленький пожар никого не образумил, и через три года мир, одержимый страстью наживы, заполыхал целиком.

Весной две тысячи четырнадцатого в одесском доме профсоюзов фашиствующие молодчики с молчаливой санкции олигархов заживо сожгли людей, которые осмелились называть СССР своей Родиной. Выпрыгнувший из окна активист движения Боротьба Андрей Бражевский был еще жив, когда его, как и многих других, добивали битами на земле. Этот занимающийся пожар «цивилизованный мир» тоже не заметил.

От лозунга мир-труд-май миру, таким образом, остается только май.

Часть 3

Демократия и фашизм

Выбираем жизнь