Агнесса Сорель – повелительница красоты

Девочек укладывают спать после обеда, а Агнесса садится на подушки, заботливо разложенные ее фрейлинами под деревом, и лениво нежится в тени, прячась от лучей жаркого солнца. К ней приходит Этьен – он, как обычно, грустен, но его визит ей в радость.

– Идите же сюда, друг мой, посидите со мной в теньке. Не хотите ли фруктового соку? Уверена, у вас есть для меня новости, – и она похлопывает ладонью по подушке, приглашая Этьена сесть рядом с собой.

Этьен сегодня необычно элегантен в своем ярко-зеленом жилете и рейтузах, плотно облегающих ноги, в шляпе с длинным пером фазана.

– Должна сказать, вы выглядите сегодня прекрасно! А эта шляпа! Такая приятная перемена по сравнению с вашим обычным серым нарядом. А этот блеск в ваших глазах – что я вижу? Что с вами произошло? Я не видела вас таким очень давно!

Ей приходит в голову, что, возможно, он встретил кого-то, кто завладел его сердцем – но она тут же отгоняет эти вольные мысли прочь от себя: нет, только не Этьен, не этот почтенный вдовец!

И все же он явно явился с какой-то миссией. И очень быстро становится очевидно, что он тщательно подбирает слова.

– Мадам, моя дорогая Агнесса, мне снился сон, – начинает он взволнованно.

«О боже, нет, – думает Агнесса. – Только не это. Опять его сложные сны – их толкование требует слишком большой сосредоточенности, а сегодня такой спокойный день!»

– Мне приснился диптих, написанный для часовни, которую я построил в честь своей обожаемой усопшей жены. Он будет размещен на ее могиле в кафедральном соборе Нотрдам в Мелуне, моем родном городе. – Он делает паузу и выдыхает с видимым успокоением.

– Но это же прекрасный сон, дражайший мой друг, и вы вполне можете сделать его явью!

Какое облегчение! Этьен всегда славился своей страстью к искусству, особенно к живописи.

– Мадам, я познакомился с весьма талантливым художником по имени Жан Фуке[5], – продолжает Этьен. – Он обучался в Риме у прекрасных художников и теперь работает в Туре, в бывшей мастерской своего отца. Вы когда-нибудь слышали о нем, миледи?

Агнесса признается, что не слышала, но подбадривает Этьена, уверяя его, что звучит все это замечательно.

– Я ездил к нему в мастерскую и убедился, что он именно тот, кого мне следует нанять, чтобы создать этот диптих.

– Что ж, тогда решено, – говорит она мечтательно, готовая позволить ему и дальше мечтать вслух. Этьен смотрит на нее пристальным, лихорадочным взглядом. Он встает и произносит:

– Миледи Агнесса, я знаю, что только вы можете понять мое страстное желание нанять самого талантливого художника для этой работы, потому что вы знаете, как я любил свою жену. Я хочу написать Мадонну с младенцем на одной стороне диптиха, а на другой – себя со своим покровителем, святым Этьеном…

«Теперь он слишком разволновался», – думает Агнесса. – Ему нужно успокоиться.

– Мой дорогой друг, я уверена, что это прекрасный план. Ваша любимая жена будет очень довольна на небесах, если вы сделаете все именно так, – отвечает Агнесса, легонько поглаживая его по плечу.

Он вскакивает на ноги, возбужденно прохаживается несколько раз туда-сюда, а потом снова опускается на колени:

– Миледи, вы… я на коленях умоляю вас стать музой для моего художника, чтобы он писал Мадонну с вас. И я прошу вас, чтобы вы при этом держали на руках вашу младшую дочь.

Агнесса выпрямляется – она ошарашена.

Мария Магдалина, изображающая Деву Марию?! Грешница – в роли непорочной Святой Девы? Бедняга, его скорбь совсем лишила его рассудка!

После долгой паузы она произносит мягко и осторожно:

– Дорогой мой Этьен… Ваше предложение для меня большая честь, но я боюсь, что моя роль в этом будет очень плохо воспринята людьми, а некоторые вполне заслуженно могут счесть это святотатством.

Этьен, однако, стоит на своем.

– Миледи, но ведь ваша красота дана вам Богом, вы, как и все мы, его творение. И вы так красивы, что даже сама Богородица вряд ли возражала бы против того, чтобы именно послужили художницу музой для ее написания.

Агнесса едва слушает его – эта затея кажется ей настолько неисполнимой, что она только качает головой. Этьен медленно поднимается и кланяется, а потом уходит, еще более понурый, чем обычно. Агнесса видит, что он очень расстроен. Глядя на его согбенную спину и поникшую голову, на то, как печально он бредет по тропинке ее сада, она не выдерживает и посылает слугу, чтобы тот передал ему: она обещает, что обсудит его просьбу с королем.

Откровенно говоря, ей хочется забыть о его предложении. Принять его никак нельзя. Но все же – до сегодняшнего дня ее никто никогда не писал. А вдруг это шанс придать ее роли в жизни короля налет некоей безгрешности? Впрочем, это уже слишком – конечно, ни о какой безгрешности речь идти не может. Да, она спросит его – а может быть… может быть, возьмет и удивит результатом. Нужно только как следует подумать и все взвесить.