Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы

Супруга арестованного секретаря ЦК вспомнила разговоры, которые вел Александр Сергеевич, его возбужденные монологи об обстановке в стране и о том, что «все делается не так». Столь откровенное прощупывание позиции коллеги показалось супругам подозрительным, и уже к весне 1991 года они стали избегать Дзасохова, старались не встречаться с ним на прогулках. Александр Сергеевич заметил изменение в их поведении, но тем не менее, по утверждению Тамары Шениной, в друзья набивался по-прежнему.

В облетевшей всю страну фразе Дзасохова «Михаил Сергеевич! Мы все в дерьме!» Тамара Шенина увидела неуклюжую попытку бывшего коллеги своего мужа выкарабкаться из пренеприятнейшей ситуации, удержаться на плаву. Когда же, спрашивает она, хитрые и изворотливые перестанут выкручиваться, обливать грязью своих же товарищей, перепрыгивать из кресла в кресло и не оставлять после себя ничего, кроме пустоты?

По-человечески можно было понять несчастную женщину, ее отчаяние, когда ночью из квартиры увели арестованного мужа. Куда обращаться, кому звонить, если в Москве она не прожила и года, не успела обзавестись подругами? Она набрала номер Ивашко. Дзасохов сидел в ту ночь у него. Неизвестен характер их разговора, но, видно, неспроста женщина воскликнула:

— Запомните! Наши дети будут страдать сейчас — ваши будут страдать потом. Нет суда страшнее, чем суд истории.

Вряд ли придет кому в голову осуждать женщину за вырвавшиеся в порыве гнева слова. Ее положению не позавидуешь. В пятьдесят три года крах политической карьеры мужа, полнейшая неопределенность относительно его дальнейшей судьбы. Всю свою жизнь он провел в Сибири, за девятнадцать лет работы на стройках прошел путь от техника-десятника до управляющего трестом. Затем партийная работа в Хакасии, в Красноярске. Перед переездом в Москву Шенин занимал пост первого секретаря крайкома партии. Секретарем ЦК он пробыл ровно год и, как свидетельствует жена, начиная с января 1991 года трижды собирался подавать в отставку. Человек реальных, конкретных действий, он тяжело переносил отчуждение партии от выработки государственной политики, отстранение от решения повседневных задач.

Прямой и даже несколько прямолинейный по натуре, не умеющий в силу своего сибирского характера ловчить, прятать мысли и приспосабливаться, Шенин запомнился мне тем, что на одном из заседаний Секретариата горько сказал: а зачем, собственно, нужен Секретариат ЦК? Что он решает? Кто эти решения выполняет? Шенин говорил неприятную правду. Один из немногих практиков в Секретариате, он раньше других увидел, что ЦК агонизирует. Многие его коллеги не хотели видеть того, что уже было очевидным.

Я вовсе не хочу превозносить достоинства Олега Семеновича, которых у него, безусловно, хватало. Достаточно длительное общение с ним дает мне право говорить о многих его недостатках. Да, он располагал к себе собеседника приветливостью и вниманием. Но вместе с тем у меня сложилось впечатление, что у Олега Семеновича совсем мало было времени для чтения. Речь его была не яркой. Словарный запас — довольно скуден, как у значительной части партработников, особенно с периферии.

В дни путча я с ним не встречался ни разу. Но есть свидетельство сотрудника общего отдела К. Мезенцева, который прорвался к Шенину двадцать первого августа. Олег Семенович честно признался:

— Я согласен с мыслями и действиями ГКЧП. И дистанцироваться от руководства страны не буду…

Эти слова были сказаны в день, когда стало ясно: попытка переворота провалилась.

Шенин и раньше казался мне решительнее своих коллег в Секретариате. Оставшись «на хозяйстве», он, от природы не умевший маневрировать и плести интриги, действовал прямо и открыто, о чем и свидетельствуют еще раз его слова в записи сотрудника общего отдела ЦК.

Почему именно в августе девяносто первого года «на хозяйстве» оказался Шенин? Случайность это или все было предусмотрено заранее? Как я уже говорил, прежде в отсутствие Горбачева и Ивашко работой Секретариата руководил Дзасохов. В 1990 году он сидел в председательском кресле около двух месяцев. Увидев вместо него Олега Семеновича, многоопытные аппаратчики переглянулись. Все понимали, что без согласования с генсеком такие вопросы не решаются.

Дзасохова в аппарате считали тонким, гибким политиком, умевшим облечь свои мысли в такую форму, что только отдельным людям, близко знавшим его, удавалось постичь подлинный смысл сказанного. Шенин, как уже отмечалось выше, выражал интересы большой группы практиков, руководивших обкомами в российской глубинке, которые на глазах теряли былую власть.

Следствию так и не удалось доказать причастность Шенина к действиям ГКЧП. Но сразу скажу: непросто было бы любому, кто оказался бы в роли старшего на Старой площади в драматичные для страны и партии дни. Шенину выпала эта незавидная судьба. Впрочем, он никогда не скрывал своих убеждений, его позиция была известна многим.

Глава 5. Пикировки на Секретариатах