Айн Рэнд. Сто голосов

Для себя я сделал следующий вывод. Если ты пишешь: чудесно, что правительственные социальные программы сворачиваются, — то сторонник велфэра [социального пособия в денежной форме] может не согласиться с твоей оценкой, однако ему придется согласиться с фактами, посему подобная формулировка является объективной.

Она сокращала целые абзацы, интересные с философской точки зрения, но на практике представлявшие собой отступления от прямой логической связи. Я старался упоминать каждую интересную идею, имеющую хотя бы отдаленное отношение к тексту. Айн потом сказала мне: «Механизм сочинительства подобен снятию денег с вашего счета для того, чтобы совершить покупку. Вы не станете снимать все деньги и ограничитесь необходимой суммой. Ваши знания в этом случае — аналог вашего банковского счета. Поэтому вы всегда испытываете потребность узнать по теме в три раза больше, чем вложили в статью». На мой взгляд, это была замечательная мысль, совершенно новая для меня, и полностью противоречившая моим установкам. Эта мысль объясняет механику ее творчества — например, в сороковых годах она возводила свою идею концепций на основании опущения измерений, однако воздерживалась от осуждения ее до середины шестидесятых годов.

После завершения первого года издания ОФ она перепоручила меня Леонарду и сказала: «Я не чувствую более необходимости просматривать все, что вы пишете, и исправлять ваши тексты в вашем присутствии, так как у вас образовался неплохой послужной список… так что пусть вместо меня с вами работает Леонард, a вы можете обращаться ко мне по тем предметам, по которым хотите знать мое мнение». В частности, я много совещался с ней по поводу своей статьи «Возможная мечта»[378], вышедшей на втором году работы. Но в основном на втором году выпуска журнала со мной работал Леонард, а не она сама. После смерти Айн, на третьем году, я получил самостоятельность.

Редактировали ли вы для

ОФ статьи Айн Рэнд?

Да, когда переиздавал ее речь «Век посредственности», произнесенную в 1981 году в Форд Холл Форуме. Она содержала критику администрации Рейгана, креационизма и Новых правых[379]. Я редактировал этот текст перед публикацией. Я сделал некоторые редакторские правки, и мы обсудили их.

Она отнеслась к этому факту совершенно спокойно и согласилась с большинством моих предложений, небольших, но достаточно многочисленных. С некоторыми она не согласилась, но объяснила почему. Если твои слова были рациональны, она активно рассматривала их. Мои редакторские правки ее совершенно не задевали, она была полностью открыта для них и продумывала их.

Конечно, в данном случае замечания были в основном связаны с подготовкой к печати произнесенной вслух речи. Однако один реальный философский вопрос все же возник. По ходу речи был поднят вопрос об абортах. Я спросил ее: «Допускаете ли вы возможность аборта на восьмом или девятом месяце беременности?» Потому что одно из предложений было сформулировано так, что его можно было понять как предположение о недопустимости абортов на восьмом или девятом месяце, когда ребенок уже способен жить вне матки. Она ответила: «Ребенок к этому времени уже полностью сформирован, он может жить». Я заметил: «Да, но разве здесь вы не подчеркивали разницу между потенциальным и реальным положением? Ребенок еще не родился». И она сказала: «Да, но убивать его будет неправильно». Я возразил: «Или вы хотите сказать, что с нравственной точки зрения это неправильно, но укладывается в рамки прав женщины?» Минуту-другую мы дискутировали на эту тему, после чего она взяла ручку, решительным и резким движением зачеркнула предыдущую фразу и единым духом написала недвусмысленное утверждение: «Жизнь человека начинается с момента рождения».

Должно быть, работать с ней было увлекательно.

Безусловно. Интерес представляло каждое общение с Айн, каждая возможность поговорить с ней. Интересно было даже передавать собственное сочинение ей на редакцию — хотя поначалу и страшно. Но, как оказалось, она всегда была тактична, даже когда считала безнадежным переданный ей набросок статьи, и мне приходилось переписывать ее с самого начала. Она с сочувствием относилась к подобной ситуации, понимая, что начинать заново мне будет неприятно. Она была добра ко мне. И в результате появлялся более качественный творческий продукт.

Существовали ли такие темы, которых она не стала бы затрагивать по какой-либо причине? Например, считая ее скучной или неприятной?

Мне кажется, что она считала тему анархизма настолько глупой, что обращаться к ней в своих статьях полагала ниже своего достоинства. После того как я написал для ОФ полемическую статью против анархизма, она спросила: «Значит, вы наконец избавились от этой темы?» И я сказал: «Да».