Айн Рэнд. Сто голосов

Итак, Айн хотела обсудить со мной те вопросы или возражения, которые у меня могли быть. Посему я составил целый список тем объективизма, по которым мог придумать вопрос. Я включил в этот список двенадцать пунктов, которые понимал не полностью, например связь желания с причинностью и статус сенсорных величин.

Увидев мой список, она сказала нечто вроде того, что не это имела в виду, но похвалила меня за прилежание. Тем не менее она одобрила мои вопросы, однако заметила, что все они представляют собой уже тонкости объективизма, а не те темы, с которыми я мог столкнуться при выпуске Форума, сложные философские вопросы — сложные для меня, получившего подготовку в современной «аналитической» философии. Айн сказала: «Я рада тому, что вы ошиблись, задав слишком сложные вопросы. Это свидетельствует о честности». Итак, она похвалила меня за честность и усердие.

Наличие у меня таких вопросов нисколько не смутило ее, она была рада поговорить на связанные с ними темы, чем мы без особой спешки и занимались несколько последующих месяцев.

Какова была аудитория ОФ?

Журнал предназначался для людей, исповедовавших объективизм, и его цель заключалась в расширении их кругозора, теоретического и прикладного, a также предоставлении «эмоционального топлива» в разделе объявлений, где публиковались извещения о предстоящих событиях, таких как прослушивание записываемых лекционных курсов, распространявших объективизм.

Я назвал журнал Объективистским форумом

, отчасти для того, чтобы обозначить его именно как форум, на котором люди, изучающие объективизм, могут обменяться своими мыслями, а не как официальный рупор идей Айн, которым являлся ее собственный журнал Объективист.

По ходу дела получилось так, что я никогда осознанно не публиковал того, с чем был не согласен. Я пытался добиться того, что все публикуемое оказывалось абсолютно правильным, по моему суждению, и не противоречило объективизму. Журнал в итоге оказался не столько форумом, как я первоначально предполагал… Она даже настаивала на том, чтобы я публиковал возражения против написанных ею статей, занимая противоположную сторону, считая вполне уместным опровержение в следующем номере.

Какие конкретные условия вы должны были выполнять?

Наше соглашение предусматривало, что, оставаясь в качестве редактора и издателя, я буду представлять ей на одобрение все написанные мной статьи, поскольку, получая в таком случае большую официальную значимость их, они как бы в большей степени представляют подлинный дух объективизма.

Еще она хотела, чтобы я заранее извещал ее о темах статей других авторов. A кроме того, требовала полное право утверждения раздела объявлений, чтобы не получилось так, будто она косвенным образом дает свою санкцию событию, которого не одобряет. Оба мы, похоже, проявили чрезмерную осторожность. Ни одно из тех событий, которых мы опасались, так и не произошло — ничего крамольного не обнаружилось ни в моих статьях, ни в статьях авторов, ни даже в отделе объявлений. Между нами не возникало никаких разногласий.

Расскажите, каким редактором была Айн Рэнд.

Для начала я решил написать статью под названием «Качание вправо». Айн всегда называла ее «Поворотом направо», a я «Качанием вправо», как она называлась в номере. «Качание вправо» не так удачно, как «Поворот направо», так как качание подразумевает возвращение к исходному положению. Конечно, в ней подразумевалось, что возвращение совершится… однако это фатализм, некая разновидность исторического детерминизма. Я бы назвал ее «Поворотом направо».

Первый вариант статьи я показал приятелю-юристу, предложившему мне, как это делают юристы, отделить факты от выводов: сначала представь собственные свидетельства, а потом сделай обоснованный вывод. Идея показалась мне разумной, поэтому я переписал текст и показал его Айн. Леонард приехал вместе со мной в квартиру Айн, и она прочитала статью в моем присутствии.

Я видел, как она черкала карандашом. Айн держалась снисходительно, однако без энтузиазма, она считала, что текст следует сократить. Итак, моя работа удостаивалась достаточно низкой оценки, и мы пробирались сквозь текст, пытаясь исправить его. Тут мне пришло в голову предложить ей первый вариант текста, в котором оценки и выводы не были разделены.

Вскоре я привез ей первый вариант, и она решила, что он выглядит бесконечно лучше. Айн спросила: «Почему вы решили разделять факты и выводы?» Я ответил: «Сделать это мне посоветовал друг-адвокат, посчитавший, что так получается логичнее». И она сказала: «Нет, на самом деле справедливо обратное. Соединение оценок и фактов выглядит убедительнее». Мы даже поспорили на тему уклона и о том, почему объективизм не запрещает совмещать оценки с демонстрацией фактов.