Читаем Айни полностью

В год птицы был айван воздвигнут сей,Зерна ты птице дай и дай воды напиться!

Для любознательного и пытливого мальчика это было новым открытием мира: значит, и в наши дни живут поэты, значит, поэты такие же люди, поэтом может стать любой, и даже отец, не поэт, при желании написал двустишие, значит, можно научиться писать стихи.

Мальчик полюбил стихи, но читать и писать так и не научился, однако отец обещал ему помочь.

Обучение письму

Отправляясь как-то в базарный день в Верхнюю Махаллу, отец взял с собой сына до Гидждувана. На Гидждуванском базаре отец купил ему пенал, два калями — тростинки для письма, резинку, бумагу и папку из бараньей кожи для бумаги, ножик для точки калямов, пучок шелковых ниток и четыре листа кокандской воловьей кожи. Радость Садриддина была безгранична. Еще бы! У него уже есть собственные письменные принадлежности!

Взяв в руки сверток, мальчик верхом на осле возвращается домой. По дороге случилось происшествие: седло начало сползать, мальчик слез, чтоб подправить и подтянуть подпруги, и… вдруг пенал упал в глубокую яму на дне сухого арыка.

Маленький Садриддин разрыдался.

Случайный прохожий, расспросив малыша, о чем он плачет, разделся и полез в яму за пеналом.

Да, отец купил ему пенал, но так оно и положено. Но вот случайный прохожий полез за этим пеналом в колодец! Это заставило мальчика призадуматься и оценить отношение народа к грамоте, и еще мальчик понял, что в мире много добрых людей, хороших, но бесправных. Признательность свою незнакомцу, что полез ради него в колодец за пеналом, мальчик мог выразить только широкой и ясной улыбкой. На всю жизнь сохранил Садриддин Айни чувство благодарности к добрым людям.

Сайид-Акбар вернулся из Бухары. Начались занятия Сай-ид-Акбара с Садриддином. Поначалу Сайид-Акбар выводил неуклюжие крупные буквы, потом долго подскребал, подправлял их, и в конце концов буквы получались у него сносные.

За время учебы Садриддин только и усвоил, что подскребать да подправлять буквы. Впоследствии он часто досадовал, что из-за Сайид-Акбара у него на всю жизнь сохранился неразборчивый почерк.


Стояла осень. Пришло время поездки, в Дарвешобод.

Двоюродный дядя Иброхим-ходжа взял с собой Садриддина и своего сына Хомид-ходжу.

Рано утром во вторник все трое отправились в Гидждуван и остановились у родственника — гончара. В доме у того было полно народу: это гончары готовили ракеты — катали комки глины, готовили заряды, смешивали порох с просеянными железными опилками. Ракеты напоминали кувшин, только без горлышка и ручки. Каждая ракета обходилась в десять тенег. Мальчика поразило, что гончары, жестянщики и другие мастеровые дважды в году на гуляньях пускали ракеты, а сами не имели ни детей, ни семьи, ни порядочного дома. И подумать только — они трудятся круглый год ради того, чтобы дважды в году запускать ракеты…

„Всемогущий ходжа"

В Соктари жил веселый, остроумный и находчивый человек — Кори-Махмуд. В детстве он учился в школе чтецов корана, потом десять лет служил военным и, бросив это занятие, стал муллой, лечил людей заклинаниями, отпевал покойников. Он признавал, что военные живут хорошо, но притесняют и пугают народ, а муллы живут хуже, но берут деньги не угрозами, а обманом, и это лучше. Человек болеет — нужен мулла, умрет — опять нужен мулла. Выздоровеет — мулла вылечил, умер — бог прибрал. Простая философия, а мулле почет и уважение. Как-то на одну пирушку пригласили Сайид-Акбара, но он не явился. На следующий день Кори-Махмуд стал его отчитывать.

— Я пошел туда, — ответил Сайид-Акбар, — но вернулся.

— Почему? — удивился Кори-Махмуд.

— Я собственными ушами слышал, как этот невежда, хозяин дома, назвал меня просто по имени, не прибавив даже уважительное «ходжа».

— Пожалуй, мы будем величать теперь вас «Всемогущий ходжа». Всемогущий — это одно из имен бога. Выше этого имени нет ни у кого. Но если к нему мы еще прибавим «ходжа», то это имя станет еще более уважаемым, чем имя самого бога.

Сайид-Акбар попал в глупое положение, после этого неделю не появлялся на улице, но люди не забыли и с тех пор стали звать Сайид-Акбара «Всемогущий ходжа».

Этот случай также не только найдет впоследствии отражение в творчестве Айни, но и наложит некоторый отпечаток на формирование его характера.

Отец

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное