AION

185 Описанное нами раздвоение соответствует часто встречающемуся в сновидениях удвоению тени, когда две половины выступают как разные и даже антагонистические фигуры. Такое случается, если сознательная эго-личность не включает в себя все те содержания и компоненты, которые могли бы войти в нее. Некая часть личности в этом случае остается отколовшейся и смешивается с тенью, в норме не осознаваемой; обе вместе они образуют двойственную, зачастую антагонистическую личность. Если перенести подобный опыт из сферы практической психологии на обсуждаемый мифологический материал, обнаружится, что чудовищный антагонист Бога порождает своего двойника потому, что образ Бога неполон и не содержит всего, что логически должно было бы войти в его состав. Если Левиафан — рыбоподобная тварь, примитивная, холоднокровная, живущая в океанских глубинах, то Бегемот — теплокровное четвероногое, по всей вероятности напоминающее быка, и обитает он где-то в горах (по крайней мере, согласно поздней традиции). Поэтому он относится к Левиафану, как высшее, более развитое существо к низшему, менее развитому, почти так же, как соотносятся крылатый и бескрылый драконы в алхимии. Все крылатые существа "летучи" — то есть соответствуют пару и газу, иными словами — пневме. Как у Августина Христос есть рыба, "извлеченная из глубин"?, так и во 3-й Книге Едцры, 13,2 слл. "муж" вышел из моря как ветер. Его явление провозвестили орел и лев — териоморфные символы, немало устрашившие пророка, подобно тому как Бегемот был главным источником страха для Иова. Рыба, извлеченная из глубин, втайне связана с Левиафаном: это — приманка, с помощью которой последний завлекается и уловляется. Рыба эта, вероятно, служит удвоением величайшей рыбы, представляя се пневматический аспект. Левиафану со всей очевидностью присущ такой аспект, ибо он, как и Ихтис, является евхаристической пищей.10

То, что подобное удвоение отражает акт осознания, становится ясно из книги Иова, 26, 12, где говорится, что Яхве сразил Рахава "разумом Своим" (teburia.) Морское чудище Рахав сродни Тиамат, которую Мардук рассек, наполнив ее Имхул-лу — северным ветром11. Слово teburia происходит от bin, "разделять, рассекать, расчленять" — то есть этим словом обозначается различение, сущностной элемент осознания.12

В таком смысле, Левиафан и Бегемот репрезентируют стадии развития сознания, ассимилирующего и очеловечивающего их. Рыба, проходя стадию теплокровного четвероногого, превращается в человеческое существо, и в той мере, в какой Мессия в христианстве стал второй ипостасью Троицы, отколовшаяся от рыбы человеческая фигура служит намеком на воплощение Бога.13 Так обнаруживается, что ранее в Образе Бога недоставало человеческого элемента.

186

Роль рыбы в иудейской традиции, вероятно, как-то соотносится с сиро-финикийским рыбным культом Атаргатис. В ее храмах имелись садки с рыбами, притрагиваться к которым не позволялось никому14. Кроме того, в храмах устраивались ритуальные рыбные трапезы. "Этот культ и эти обряды, берущие начало в Сирии, вполне могли в христианские времена породить символику Ихтис", — утверждает Кюмон15

. В Ликии поклонялись божественной рыбе по имени Орфос или Диор-фос — сыну Митры и "священного камня", Кибелы.16 Этот бог представляет собой вариацию упоминавшихся выше семитских рыбных божеств, таких как Оаннес, вавилонский Нун, Дагон и Адонис, у греков называвшийся "Ихтис". Рыбы приносились в жертву Танит в Карфагене, а также Эа и Нина в Вавилоне. Следы рыбного культа обнаруживаются и в Египте. Египетским жрецам запрещалось есть рыбу, поскольку рыба считалась столь же нечистой, как и Тифоново море. "Все они воздерживаются от употребления в пищу морской рыбы",- замечает Плутарх. По сведениям Климента Александрийского, жители Сиены, Элефантины и Оксиринха поклонялись рыбе. Плутарх17 рассказывает об обычае есть жареную рыбу перед дверьми своих домов в девятый день месяца рыбы. Дельгер склоняется к мнению, что обычай этот облегчил утверждение евхаристической рыбы в христианстве.18