Айвенго

— Так бери её непрошеную, — сказал Ричард, — лев не питается падалью. Дарю тебе жизнь, но с тем условием, что в течение трех дней ты покинешь Англию, поедешь укрыть свой позор в своём нормандском замке и никогда не дерзнёшь упоминать имя Джона Анжуйского в связи с этим вероломным преступлением. Если ты окажешься на английской земле позднее положенного мною срока, то умрёшь, а если малейшим намёком набросишь тень на честь моего дома, клянусь святым Георгием, не уйдёшь от меня и даже в церкви от меня не спасёшься! Я тебя повешу на башне твоего собственного замка на пищу воронам… Локсли, я вижу, что ваши иомены успели уже переловить разбежавшихся коней. Дайте одну лошадь этому рыцарю и отпустите его с миром!

— Если бы я не думал, что слышу голос, которому должен повиноваться беспрекословно, — отвечал иомен, — я бы с охотой послал вслед этому подлецу добрую стрелу, чтобы избавить его от длинного путешествия.

— У тебя английская душа, Локсли, — сказал Чёрный Рыцарь, — и ты чутьём угадал, что обязан мне повиноваться. Я Ричард Английский!

При этих словах, произнесённых с величием, подобающим высокому положению и благородному характеру Ричарда Львиное Сердце, все иомены преклонили колена, почтительно выразили свои верноподданнические чувства и просили прощения в своих провинностях.

— Встаньте, друзья мои, — милостиво сказал Ричард, глядя на них с обычной приветливостью, успевшей потушить пламя внезапного гнева. Выражение его лица, хотя и горевшего ещё от сильного напряжения, уже ничем не напоминало о недавней отчаянной схватке. — Встаньте, друзья мои! Ваши бесчинства как в лесах, так и в чистом поле искупаются верной службой, которую вы сослужили моим несчастным подданным под стенами Торкилстона, а также и тем, что сегодня выручили из беды вашего короля. Встаньте, мои вассалы, и будьте мне впредь добрыми подданными. А ты, храбрый Локсли…

— Не зовите меня более Локсли, государь, и узнайте то имя, которое получило широкую известность и, быть может, достигло даже и вашего царственного слуха… Я Робин Гуд из Шервудского леса.

— Стало быть, король разбойников и глава добрых молодцов? — сказал король. — Кто же не знает твоего имени! Оно прогремело до самой Палестины! Но будь уверен, мой славный разбойник, ни одно дело, совершённое в моё отсутствие и в порождённые им смутные времена, не будет вменено тебе в преступление.

— Вот уж правду говорит пословица, — вмешался тут Вамба, несколько менее развязно, чем обычно, -

Когда уходит кот,

Нет у мышей забот.

— Как, Вамба, и ты здесь! — сказал Ричард. — Я так давно не слышал твоего голоса, что думал — ты спасся бегством.

— Это я-то спасся бегством? Как бы не так! — сказал Вамба. — Когда же видно, чтобы глупость добровольно расставалась с доблестью? Вон лежит жертва моего меча — славный серый мерин. Я бы предпочёл, чтобы он стоял здесь в добром здоровье, а на его месте валялся его хозяин. Сначала я немного сплоховал, это верно, потому что пёстрая куртка — не такая хорошая защита от острых копий, как стальной панцирь. Но хоть я и не всё время сражался мечом, согласитесь, что я первый протрубил сбор.

— И очень кстати, честный Вамба, — сказал король. — Я не забуду твоей верной услуги.

— Confiteor! Confiteor![51]

— раздался смиренный голос поблизости от короля. — Ох, остальная латынь вся из головы вылетела! Но я сам исповедуюсь в смертном грехе и прошу только, чтобы простились мне мои прегрешения перед тем, как меня поведут на казнь!

Ричард оглянулся и увидел весёлого отшельника, который, стоя на коленях, перебирал чётки, а дубинка его, изрядно поработавшая во время недавней свалки, лежала на траве рядом с ним. Он состроил такую рожу, которая по его мнению, должна была выражать глубочайшее сокрушение: глаза закатил, а углы рта опустил книзу, словно шнурки у кошелька, по выражению Вамбы. Однако все эти признаки величайшего раскаяния не внушили особого доверия, так как на лице отшельника проглядывало сильное желание расхохотаться, а глаза его так весело блестели, что и страх и покаяние были, очевидно, притворны.

— Ты с чего приуныл, шальной монах? — сказал Ричард. — Боишься, что твой епископ узнает, как ты усердно служишь молебны богородице и святому Дунстану?.. Не бойся, брат: Ричард, король Англии, никогда не выдаст тех секретов, которые узнает за бутылкой.

— Нет, премилостивейший государь, — отвечал отшельник (всем любителям народных баллад про Робина Гуда известный под именем брата Тука), — мне страшен не посох епископа, а царский скипетр. Подумать только, что мой святотатственный кулак дерзнул коснуться уха помазанника божия!

— Ха-ха! — рассмеялся Ричард. — Вот откуда ветер дует! А я позабыл о твоём тумаке, хотя после того у меня весь день в ухе звенело. Правда, затрещина была знатная, но я сошлюсь на свидетельство этих добрых людей: разве я не отплатил тебе той же монетой? Впрочем, если считаешь, что я у тебя в долгу, я готов сию же минуту…

— Ох, нет, — отвечал монах, — я своё получил сполна, да ещё с лихвой! Дай бог вашему величеству все свои долги платить так же аккуратно.