Айвенго

Ты можешь объехать за несколько летИспанию и Византию — весь свет;Кого б ты ни встретил в заморских краях,Счастливее всех босоногий монах.В честь дамы отправился рыцарь в поход,А вечером раненный насмерть придёт.Его причащу: если ж дама в слезах,Утешит её босоногий монах.Цари своих мантий величье не раз

Меняли на скромность монашеских ряс,Но вдруг захотеть оказаться в царяхНе мог ни один босоногий монах.Привольное лишь у монаха житьё:Чужое добро он сочтёт за своё,Монаха во всех принимают домах,Везде отдохнёт босоногий монах,Ведь лакомства, что для него берегут,Бывают обычно вкуснее всех блюд;Всегда он обедает славно в гостях -

Почётнейший гость, босоногий монах.За ужином пьёт он отменнейший эль,И мягкую стелют монаху постель:Хозяина выгонят вон впопыхах,Чтоб сладко поспал босоногий монах.Да здравствует бедность одежды моей,Власть римского папы и вера в чертей!Рвать розы, не думать совсем о шипахМогу только я, босоногий монах.

— Поистине, — сказал рыцарь, — спел ты хорошо и весело и прославил своё звание как следует. А кстати о чёрте, святой причетник: неужели ты не боишься, что он когда-нибудь пожалует к тебе как раз во время таких мирских развлечений?

— Мирских? Это я-то мирянин? — возмутился отшельник. — Да я служу в своей часовне верой и правдой две обедни каждый божий день, утреню и вечерню, часы, кануны, повечерия.

— Только не лунными ночами, когда можно поохотиться за дичью, — заметил гость.

— Exceptis excipiendis,[16] — отвечал отшельник, — как наш старый аббат научил меня отвечать, в случае если дерзновенный мирянин вздумает расспрашивать, все ли канонические правила я исполняю в точности.

— Это так, святой отец, — сказал рыцарь, — но чёрт подстерегает нас именно за исключительными занятиями. Ты сам знаешь, что он всюду бродит, аки лев рыкающий.

— Пусть зарычит, коли посмеет, — сказал монах. — От моей верёвки он завизжит, как визжал от кочерги святого Дунстана. Я сроду не боялся ни одного человека — не боюсь и чёрта с его приспешниками. Молитвами святого Дунстана, святого Дубрика, святых Винибальда и Винифреда, святых Суиберта и Уиллика, а также святого Фомы Кентского, не считая моих собственных малых заслуг перед Богом, я ни во что не ставлю чертей, как хвостатых, так и бесхвостых. Но по секрету скажу вам, друг мой, что никогда не упоминаю о таких предметах до утренней молитвы.

Он перевёл разговор на другое, и попойка продолжалась на славу. Уже много песен было спето обоими, как вдруг их весёлую пирушку нарушил сильнейший стук в дверь лачуги.

Чем была вызвана эта помеха, мы сможем объяснить только тогда, когда возвратимся к другим действующим лицам нашего рассказа, ибо, по примеру старика Ариосто, мы не любим иметь дело только с одним каким-нибудь героем, охотно меняя и персонажей и обстановку нашей драмы.

Глава XVIII

Вперёд! Пойдём мы долом и лощиной,

Где молодой олень бежит за ланью,

Где дуб широкий крепкими ветвями

Свет не пускает в просеку лесную.

Вперёд! Ведь хорошо идти по тропам,

Пока на троне радостное солнце;

Пусть станет мрачным и небезопасным

В обманчивом мерцании Дианы.

«Эттрикский лес»

Когда Седрик Сакс увидел, как сын его упал без чувств на ристалище в Ашби, первым его побуждением было послать своих людей позаботиться о нём, но эти слова застряли у него в горле. В присутствии такого общества он не мог заставить себя признать сына, которого изгнал из дома и лишил наследства. Однако он приказал Освальду не выпускать его из виду и с помощью двух крепостных слуг перенести в Ашби, как только толпа разойдётся. Но Освальд опоздал с исполнением этого распоряжения: толпа разошлась, а рыцаря уже нигде не было видно.