Стол был массивным, огромным из дерева, с перегородкой спереди, и со стороны Фабьена ничего не было видно, зато слышимость была отличной, и Арману пришлось закашляться, чтобы приглушить звук расстегиваемой ширинки.
— И ты как всегда веришь слухам? — художник вцепился в подлокотники кресла, когда горячие губы коснулись головки его члена. Она сумасшедшая! Невменяемая! Крутилось в голове, и при этом он испытывал прилив адреналина и какого-то дикого кайфа.
— Арман! Я все выходные не могла дозвониться! Какого хрена ты трубку не берешь? — в кабинет вошла Габи, держа в руках толстую папку. Посмотрев в сторону, улыбнулась — Привет, Фабьен! Как жизнь?
А шаловливый язычок в это время блуждал по его разгоряченной плоти, в глазах все поплыло от нарастающего наслаждения. Художник пытался сидеть с непроницаемым лицом, действительно пытался. Только сладкая мучительница и не думала останавливаться, ускоряя ритм, надавливая на самые чувствительные точки.
Глава 27
— Чего вломились! Я сейчас занят позже поговорим, — Арман зарычал, пробуя под яростью спрятать возбужденный хрип. Слишком хорошо Жизель изучила его тело, играла как по нотам, выуживая на поверхность его похоть. Она и не думала останавливаться, даже наоборот стала работать ротиком быстрее, сильнее. Чертовке определенно нравилась эта ситуация.
— Нет, мы поговорим. Сейчас, — она нахмурила брови, в глазах зажегся взгляд копа.
— Дружище, я, конечно, уступлю права первенства даме, — Фабьен очаровательно улыбнулся, и нагло прошелся глазами по точеной фигурке Габи, — Но не прочь тут постоять, и выслушать твои оправдания.
Что они там говорят? Какого лешего до сих пор стоят в его кабинете? Художник стремительно терял контроль, желание накрывало, уничтожая другие мысли. И как не паршиво было признавать, ситуация его еще больше заводила, неведомая черная сторона, упивалась этим моментом. Он оживал, выходил из своей скорлупы, и это пугало и будоражило одновременно.
— Габи, я был занят. Все… Разговор окончен, — тут Жизель сладко втянула его головку, не переставая быстро двигать по ней языком, художник издал сдавленный хрип, и вцепился в подлокотник так, что раздался хруст костей.
— Что с тобой? — подруга стала медленно подходить к нему, как собака учуявшая след. Чем ближе она подходила, тем мрачнее становилось лицо.
Фабьен же последовал ее примеру, и стал приближаться со второй стороны. И тут мир в глазах Армана померк, тело сотрясало мощным оргазмом, казалось сама ситуация усилила ощущения. Он приглушенно рычал, изливаясь в ротик Жизель. Мысли? Их не было. Наслаждение заслонило все. Ему было так хорошо, так сладко.
— Ты совсем офигел? — Габи уже стояла рядом и заглядывала под стол.
— Сдуреть можно! Ты ли это дружище? — Фабьен, хлопнул в ладоши над его ухом, так громко, что художник вздрогнул и словно очнулся от транса.
Опустил голову вниз, и посмотрел как довольная Жизель, облизываясь, выглянула из-под стола и весело смотрит на его друзей.
— Доброго дня! — мурлыкающий голос и ни капли смущения.
— Шлюха! — Габриэлла, отшатнулась в сторону.
— Доброго, доброго, Жизель, — Фабьен пожирал студентку голодным глазами, не в силах отвести взгляд.
— Отчего шлюха? — она склонила голову, в глазах плясали лукавые искорки, — Ведь вы, уважаемая детектив, сами не прочь оказаться на моем месте. Завидовать плохо, ай-яй-яй, — она поцокала язычком, и медленно облизнулась.
— Все налюбовались? Концерт окончен. Все на выход! — Арман вдруг ощутил злость. Ему не хотелось оправдываться, не их дело, чем и с кем он занимается.
— Но… — Габи запнулась и покраснела, — Она… она себе позволяет оскорбления… и ты будешь терпеть?
— Не лезь не в свое дело. И оскорблений не будет. Всего доброго, Габи, — он указал жестом на дверь. Присутствие подруги сейчас вызывало только волну раздражения.
— Все понял, дружище! Мы уже сваливаем! Не скучайте! — Фабьен, подхватил под локоть женщину, и почти насильно выволок из кабинета.
Арман посмотрел на сидящую под столом девушку, глубоко вздохнул, и осознал, что уже не представляет, как дышать воздухом, если он не пропитан ее ароматом. Он не хочет ее отпускать, не хочет жить как раньше. Жизель что-то неумолимо меняла в художнике, и ему это безумно нравилось. Она словно раздвигала прутья его клетки, расширяла границы, с ней, возможно, было все. А что если она и есть его истинная муза, его вдохновение? Только на этот раз настоящая, без придуманных образов. Или он забегает вперед, и для Жизель их отношения всего лишь игра? Ведь он так и не понял, кто она.
— Тебе понравилось? — она уткнулась головой в пах, и потерлась об него щекой, ластилась как котенок.
— Да, — хрипло произнес Арман, и это было чистой правдой. Даже непрошеные гости не смогли сломать его кайф. Он отдавался на волю чувств, было страшно, опасно, но он готов был рискнуть.
Художник притянул ее к себе, усадил на колени, забрался рукой под кофточку, нашел грудь и довольно заурчал:
— Следующую картину я посвящу тебе.