Академия Шекли

Но когда я начинал думать о Смысле, мне постоянно вспоминалось одно и то же: умирающий том Приложения и гибнущие под дождем Бумажные Салфетки. Отчего Доктор Никопенсиус завыл, словно грустный Пес, когда Вещи умирали? Может быть, стоило не убегать вместе с Танцовщиками в Лес, а остаться в Городе и помогать новорожденным Вещам освоиться с окружающим Миром?

Вот почему Доктор решил отправиться в путешествие. И Доктор Никопенсиус вернулся в Город, и Город встретил Доктора тишиной. Родная Улица была пуста и безвидна.

Но я знал, что Вещи наблюдают за Доктором, затаившись на Чердаках и в Подвалах, и в обветшавших Домах, и в запущенных Парках. Я слышал скрипы, дребезжание и звяканье. Я ощущал страх Вещей, их любопытство, их надежду.

На капитолийском Шоссе меня ждали трое: посреди Дороги стоял Велосипед с погнутым передним Колесом, над ним парил пожелтевший Еженедельник «Орегонец», а чуть поодаль переминалась с ноги на ногу угрюмая плюшевая Кукла, изображавшая Зверя породы Белка в ненатуральную величину.

Доктор Никопенсиус подошел к Вещам и подумал: здравствуйте, Вещи.

Ты Отшельник, подумал Велосипед, приветственно загудев.

Мы ждали тебя, подумал Белка, махнув лапой.

А Еженедельник, примостившись на моем плече, подумал, что пора идти к Священнику.

И святой Никопенсиус двинулся по капитолийскому Шоссе вместе с Вещами, которых я по-прежнему немного опасался. Они (мы) шли долго и пришли в вашингтон-Парк. Я выбрал лужайку помягче, лег на Траву и стал ждать, когда придет Священник. Доктор Никопенсиус всегда верил Врачам и Священникам. Они никогда меня не обманывали.

Я ждал День, и Ночь, и еще День, и еще Ночь. Тело мое орошал каплями дождь и сушило золотое Светило. Все это время верные Вещи провели около Доктора, укрываясь от непогоды под Деревьями.

На третий День я увидел Священника. Смышленый Никопенсиус узнал его по кресту, нарисованному на груди белым Карандашом. Священник спустился с неба в столпе яркого Света. Он погладил Еженедельник, потрепал по Сиденью Велосипед и поцеловал в Нос угрюмую Белку.

Вы не боитесь Вещей, сказал Доктор благоговейно.

Зачем же их бояться, спросил Священник.

Доктор вспомнил о том, что говорили Люди из разных племен, и сказал: есть Мнение, что во все Вещи в тот День вселился Дьявол.

Ну да, ответил Священник. Люди думают, что Бог наказал Землю за Грехи, что Предметы стали одержимы Бесами. А я думаю, все наоборот. Господь в безграничной Милости своей наделяет Душой все свои Создания, Большие, Средние и Малые, рожденные Лоном или Мастерской, сотворенные Любовью Мужчины и Женщины либо Любовью к Труду. Настал восьмой день Творения, и Бог вдохнул Души в возлюбленные Вещи. Посмотри на них: они совсем как Дети, сказал Священник.

Вы должны знать ответ на мой вопрос, сказал я. Пожалуйста. Зачем Вещи ожили? В чем Смысл? Ошибся ли я, не оставшись в Городе?

А, сказал Священник. Вот оно что. Я думаю, пора двигаться.

Вы уже уходите?

Это тоже, сказал Священник, поднимаясь обратно в небо. Что до Людей, они слишком долго оставались Сами Собой. Люди получили еще один шанс.

Люди остались прежними, покачал головой Доктор Никопенсиус, но Священник только улыбнулся и стал ярким Светом.

Доктор недвижно лежал на Траве до нового бессчетного утра, и жгучая скорбь текла по его впалым щекам. Доктор думал о том, что Бог, должно быть, тоже сошел с Ума, ибо только Существо не в Себе способно доверить Любовь к Миру таким бессердечным и глупым Созданиям, как Мы. Доктор допускал даже, что Господь всегда был не в Себе; и что когда нам кажется, будто мы приходим в Себя, это Бог на Миг обретает Разум; но Миг проходит, и мы вновь погружаемся во Тьму Безумия.

Если коротко: я думал о Боге, о Смысле, о Разуме, о Мире, о Любви, о Сострадании и прочих Высоких Материях. А потом я услышал голоса Вещей. И всякая Вещь говорила: Боже мой! Боже мой! для чего Ты меня оставил?

И я встал, чтобы вернуться в Мир, сопровождаемый Братом Велосипедом, Братом Еженедельником и Братом Белкой; и записать на мертвой Бумаге мою скромную Историю; и нести Свет всем тем, кто пришел в Себя.

Послесловие составителя

«We thank with brief thanksgiving whatever gods may be…»

C Робертом Шекли прощались те, для кого он был другом, мужем, отцом. Над его могилой отслужили заупокойную службу и прочитали кадиш.

Но в дополнение ко всем молитвам прозвучала его любимая поэма. Шекли любил эти стихи и, по свидетельству близких, часто повторял их. Что именно он любил в них — пусть гадают литературоведы. Их любил не только Шекли: последние земные слова, которые звучат в памяти лондоновского Мартина Идена, — это тоже слова Суинберна. Теперь уже не узнать, откуда они пришли к Роберту — из романа Джека Лондона, из школьной хрестоматии, из книжной лавки в Гринич-Виллидж. Но они тоже остались с нами и проводили его в последний путь. Над ним их прочитала дочь писателя, Аня Шекли.