Ахматова. «И я сказала: – Могу»

У нас сегодня действительно есть удивительный шанс, восклицая «Vive la Patrie!», увидать изнанку, посмотреть изнутри на понятие родины. Мы сегодня видим, до каких бездн падения может докатиться страна, которой нравится эта бездна падения, которая по-достоевски сладострастно в нее погружается, которая радостно расчесывает свои струпья, которая купается в гное. Это приятно, интересно, в этом есть даже какой-то момент эротического раскрепощения. И вот в эти времена наше величайшее утешение – Ахматова. Нам подменили жизнь, мы не могли бы представить еще два года назад себя нынешних, которые опасаются сказать слово. У нас появилось больше страхов, больше самоограничений, больше глупости, которую мы лелеем, надеясь, что, может быть, нас за нее пощадят. Мы впервые в тех временах, когда деградация воспринимается как спасение, как надежда, как признак, что, может быть, нас не тронут. Это нормально, более того, многие люди в 30-е годы так себя чувствовали, и никто не верил в происходящее. Я боюсь, что единственным противоядием от этого является ахматовское «могу». Да, ахматовское достоинство нас раздражает, но, к сожалению, когда массовая утрата достоинства становится единственным трендом, единственным ответом на этот тренд становится несколько самоцельное сохранение этого достоинства, некая королевственность.

Недавно, когда кто-то из моих ребят меня спросил, в чем мне видится главная заслуга Битова, почему я считаю его крупным писателем, я задумался. Ведь я всю жизнь говорил и писал, что Битов дает своему читателю очень много оснований для самоуважения: вот я прочитал такой сложный текст ни о чем, поэтому я молодец. Но дело в том, что в эпоху, когда в основном работал Битов, 70-80-е, достоинство у человека утрачивалось стремительно, во всяком случае очень многими. Поэтому желание уважать себя – это уже было не самое плохое.

Да, Ахматова дает читателю основания уважать себя, но это не худшее, что можно сделать с читателем. Поэтому ее великолепное достоинство, ее гордость, ее самомнение, ее трагедия должны нам сегодня послужить великим утешением и уроком. Если бы еще хоть кто-то в русской поэзии так же, как Ахматова, умел до конца пережить унижение и сделать из него победу, очень может быть, что и с русскими людьми можно было бы сделать не все. А это и есть главная поэтическая задача – воспитать такого читателя, с которым можно сделать не все. Это то, что я собирался сказать, а если у вас есть какие-то идеи, то, конечно, давайте.

– Добрый вечер! Простите сразу за скучный вопрос. А кто ближе вам – Ахматова или Цветаева? Кого вы считаете сильнее?

– Сильнее, конечно, Цветаева. Но я не считаю силу такой уж абсолютной добродетелью. У меня есть ответ на этот вопрос, абсолютно четкий. Мне ближе Ахматова – ближе и по манере, и по тону, и по задачам, которые она ставит. Более того, я не претендую на цветаевскую «всеохватность». Но Цветаева в своей этой «всеохватности» очень часто уходит за грань вкуса. Ну что там, все свои: когда мы читаем: «Коммерческими шашнями и бальным порошком…» – этот «и бальный порошок» не режет нам слух, и даже, может быть, мы думаем, что так и надо. Или когда мы читаем: «Черной ни днесь, ни впредь // Не заткну дыры». Но при этом у Цветаевой безвкусица в ином – не в конкретностях, не в частностях, а в некоторой истерии. Конечно, можно любить или не любить Ходасевича, но в этом он прав.

Ахматова иногда безумно раздражает, но это раздражение – тоже эмоция высокого порядка. Пока поэт раздражает, он живой. Цветаева не раздражает, Цветаеву все время жаль, мы все время сострадаем этой судьбе, мы помним об ужасе этой судьбы. Нас всегда восхищает ее высокое самомнение поэта, то, что Мандельштам говорил: «Я съел вашу кашу, потому что поэту она нужнее». Это может восхищать, но иногда это раздражает. Но в Ахматовой очень многое и умиляет, как ни странно. «Королевственность» эта – нормальный ответ на унижение. Вот, например, Чуковская (не самый мой любимый персонаж, но очень меня восхищающий, такое бывает) приносит ей, чтобы ее развеселить, стихотворение Сергея Васильева (чудовищный совершенно поэт, не путать с Аркадием Васильевым, отцом Донцовой, тоже чудовищным персонажем). Сергей Васильев – автор антисемитской поэмы «Без кого на Руси жить хорошо». Она приносит Ахматовой почитать его стихотворения о том, как они с Прокофьевым голыми купались в Ангаре.

«– Режь,

Сережа,бога нету!– Режу,

Саня,как ножом!Хорошо бороть стихию,бога нету, нагишом!»