— Почему раньше не сообщил? — вскипел Ленин, выкатив глаза, налитые кровью. — Записывай или запоминай. Если в каком-то квартале исчез красноармеец, квартал окружить, выдворить всех, включая женщин и детей, равно и стариков, сопроводить в пыточные подвалы, у тебя есть пыточные подвалы? Пусть в этих подвалах арестованные ждут три дня. Если в течение трех дней красноармеец не обнаружится, всех расстрелять. Всех до единого, включая стариков и детей. Далее. И это архи важно. Буржуев, что занимают роскошные квартиры, тащить в подвал, обвинить в государственной измене и расстреливать без суда и следствия. Пускать пулю в затылок. Вот и освободится площадь для заселения бездомных красноармейцев. Ты что, Феликс? разве ты не читал мои работы? Всякая революция, всякая власть, победившая в этой революции, выше закона, она стоит над законом. Поэтому сейчас у нас не может быть ни суда, ни следствия, ни прокурорского надзора. Есть одно: стрелять, стрелять и еще раз стрелять…в затылок.
− Я понял, Владимир Ильич. Завтра же пошлю своих ребят, вооруженных до зубов. В ВЧК есть не только уголовники, но и порядочные люди, которых царское правительство засадило за решетку и после того, как мы их освободили, они готовы на все, не пожалеют жизни ради нашей победы. И у меня имеется еще одно очень важное предложение. Нам надо назначить правительство в лице Совета народных комиссаров, а там решить все вопросы коллегиально, — выдавил из себя Дзержинский.
— А я предлагаю распустить царскую армию, а нашу рабоче-крестьянскую, а то и Красную армию заменить вооруженным народом. Это первое. Второе. Всех, кто работает на земле, помещиков и капиталистов арестовать, отправить на поселение в Сибирь, а оставшийся хлеб национализировать и передать трудящимся массам. У каждого станка на заводе поставить контроль. Если станок не выдает продукцию — арестовать и отправить в Сибирь все руководство завода.
43
«Это реальный враг, жиды, вторгнувшийся с Востока».
Дзержинский, который в отличие от Ленина хорошо соображал, как орудовать пистолетом в области затылка, закусил губу, но кивнул в знак согласия.
— Пошли назначать Совет народных комиссаров, — предложил Ленин, побдно расхаживая по кабинету в кепке, которую он периодически забывал снимать, заходя в свой кабинет. Обычно Фотиевая заходила и напоминала ему об этом, ссылаясь на то, что в приемной много гостей и все ждут приема. Кроме того визит генерала Гофмана все еще продолжал действовать на него своей аккуратностью и безукоризненностью.
Но мастер расстрельных дел сам был в фуражке и не обращал внимания на кепку.
— Одного пистолета хватит?
— даже сто пистолетов мало. Надо чтоб было несколько пулеметов в запасе. Позаботься об этом.
— Я отлучусь на минуту и дам такое распоряжение, — сказал палач Дзержинский, закрывая за собой дверь.
Но оказалось, что ни пистолета, ни пулемета не понадобилось. Члены СНК были смертельно рады должностям, да и вообще возможности попасть на самый верх правительственной пирамиды первого в мире еврейского государства именуемого интернациональным, в котором 97 процентов составляли евреи.
Ленин, под бурные аплодисменты, взошел на трибуну, стал размахивать руками и произнес сумбурную речь, е заглядывая в бумажку. Он не заботился о последовательности, ясности, в его уме жили одни и те же выражения — революция, капитализм, социализм, коммунизм и экспроприация экспроприированного.
После его речи произносили речи будущие министры их помощники и помощники помощников, хотя это не всегда соблюдалось. Это были шумные и бестолковые выступления с полемикой тех, кто не был согласен с оратором. Особенно не было порядка на расширенных заседаниях. Ленин слушал, сверлил глазами нарушителя, сощурив один глаз, и кричал:
— Товарищ Авилов, за нарушение дисциплины на собрании Совета народных комиссаров — штраф пятнадцать рублей. Где Фотиева? А… болтает. Сейчас вас удалю, ей-ей удалю, чертова болтунья. Товарищи, не будьте пособниками империализма. Это архи важно, товарищи. Комиссар Луначарский, выйдите вон!
Зал ненадолго затихал, потом опять начиналось то же самое. Люди с винтовками демонстративно стали расхаживать по залу, выкрикивать: да здравствует Ленин, а кто-то даже произнес: надо сменить Ленина на посту председателя Совета народных комиссаров.
Ленин взбешен. Он требует революционного суда над отступником.
Заседание продолжалось весь день с кратким перерывом на обед. Ленин к вечеру так устал, задремал, подперев подбородок ладонями рук. Когда прошел шепот, что надо бы сменить его на посту председателя Совнаркома, он вдруг взбодрился, вскочил, поднял руку вверх и произнес:
— Революция может быть в опасности. Товарищ Дзержинский, куда вы смотрите? Очистите зал от меньшевиков, эсеров и всяких там социал-демократов. Революция не потерпит никакого бунта! Наша партия сильна как никогда. Если в феврале нас было 23 тысячи, то сегодня нас уже 350 тысяч.
— Уря-а-а! — заревел зал.