Аккорды мракобесия. Том I

Эсеры и меньшевики были удалены из зала, выведены из правительства, а некоторые, наиболее непослушные, арестованы и преданы суду военного трибунала.

— Кто там играет в карты? Товарищ Дзержинский, за игру в карты — расстрел на месте! Вывести и расстрелять!

С этого времени в зале всегда царила тишина. Если Ленин говорил очень долго и нудно, в зале могло раздаваться только сопение. За то, что человек дремал или даже посапывал на собрании, Ленин не расстреливал. Гуманный был человек.

* * *

На следующий день вождь не явился на заседание СНК. Депутаты ждали до вечера, а когда стало темнеть, в зале начали собирать слезы в специальные мешки объемом в 200 грамм. А Ленин проводил срочное, стратегическое совещание, созвав своих ближайших и самых верных бандитов — Дзержинскгого, Бронштейна, Джугашвили, Кацнельсона, Луначарского, Рыкова, Дыбенко и Антонова.

— Будем вооружать массы вместо армии? — был первый его вопрос к соратникам.

— Пока мы находимся в состоянии мира с Германией по заключению Брест-Литовского договора этого нельзя делать, Владимир Ильич, — сказал Антонов-Овсеенко.

— Немцы — наши друзья, они нам помогают во всем. Благодаря им, мы не только совершили переворот, но удерживаем советскую власть, — привел Ленин убедительный довод.

— А если начнется гражданская война? Уже первые признаки дают о себе знать, — сказал комиссар по военным делам Овсеенко.

— Тогда отменить вооружение масс. Создать и вооружить армию. Немедленно, именем революции создать армию!

— Офицеры царской армии не пойдут служить в части Красной армии, если мы ее создадим.

— Пойдут. У меня созрел такой план. Товарищ Дзержинской! вы со своими отрядами приходите в офицерскую семью, подвергаете аресту всех — жену, детей, отца, мать офицера и держите за решеткой до тех пор, пока офицер не дает согласие служить в нашей армии. Если он сопротивляется — расстрелять всех, всю семью. Офицера можно повесить на площади, чтоб все видели и боялись.

— Как мудро Владимир Ильич, я думал приблизительно так же, но после вас, конечно. Моя мысль не могла появиться раньше вашей. Это никак невозможно. Признаться, я думал несколько иначе. Мы приходим в семью царского офицера, не примкнувшего к революции, отсекаем правую руку его супруге и спрашиваем: будешь служить мировой революции? Если он кивает головой в знак согласия, отправляем жену на перевязку, а офицера обращаем в красноармейца.

Ленин смотрел на Дзержинского смеющимися глазами, потрепал его по плечу и произнес:

— Ай да молодец Феликс, железный Феликс, — га…га…га! Но, товарищи, у нас есть еще одно препятствие на пути к достижению нашей цели, — Ленин оглядел всех и каждого и задерживал взгляд до тех пор, пока соратник не опускал глаза. — И кто бы это мог быть, как вы думаете, товарищи.

— Мировой буржуазии, товариш Лэнын, — произнес Сталин на ломаном русском.

— Вот и нет, товарищ Коба. Препятствием на пути к достижению, точнее к пожару мировой революции и окончательному утверждению советской власти в России, этой проклятой стране, является Учредительное собрание. Как мы могли допустить, чтобы всякие русские интеллигенты типа Чернова, а не мы верховодили Учредилкой. Мы интеллигенцию свергли вместе с буржуазией. Должен сказать, что интеллигенция — это говно. Пройдет немного времени, и мы их выселим из страны, чтоб не воняли. Итак, что вы думаете об Учредительном собрании, товарищи?

Все опустили головы. Вдруг Зиновьев поднял руку.

— Това…ищ Зиновьев, валяйте.

— Владимир Ильич! Учредительное собрание — это одна из форм правительства народного доверия. Весь мир смотрит на нас. А чтоб никто не мог обвинить нас в узурпации власти, мы не должны разгонять эту Учредилку. Кроме того, там есть и наши люди, коммунисты. У меня все, позвольте сесть, Владимир Ильич.

— Постойте, товарищ Зиновьев! Никакой параллели советской власти нет и не должно быть. Вся власть досталась нам коммунистам, и мы не намерены делиться этой властью с кем-то еще. Это противоречит нашей революции, учению Маркса-Энгельса-Ленина. Понятно вам, товарищ Зиновьев? Железный Феликс, моя правая рука, где ты?

— Вышел на малый нужда, — ответил Сталин.

— Иди, позови его, Коба! А, вот он идет. Послушай, Феликс, от имени ЦК приказываю: в ближайшие дни организовать разгон Учредительного собрания, а я обосную это теоретически. Я назову брошюру «О роспуске Учредительного собрания». Пусть пролетарские массы, которые уже видят, что представляет собой Учредительное собрание, еще раз убедятся в том, что только пролетариат, который завоевал власть народа, имеет моральное право вести массы к светлому будущему. А это — мы, не так ли, товарищи члены Политбюро?

При слове «Политбюро» все стали шушукаться. Это мудрое слово так понравилось шайке бандитов, что они, недолго думая, вскочили, долго аплодировали, а затем подошли к раскланивающемуся вождю, схватили на руки и стали подбрасывать его к потолку.

А что касается Учредительного собрания, то оно уже через неделю было разогнано. Народ встретил это известие как узурпацию власти кучкой ленинских головорезов, и стал оказывать сопротивление бандитам.