Актриса на роль подозреваемой

– Когда раскроется, тогда и раскроется. Может, Серега всю жизнь будет притворяться, а может, уже через месяц решит предать огласке свою ориентацию – его дело. Пусть лучше этот стервятник пишет о тайном браке двух звезд, чем вываливает на всеобщее обозрение их грязное белье. Уверяю тебя, новость об этом браке станет сенсацией, и таблоиды забудут об информации из недостоверного источника. Особенно если вам с Фисуненко удастся упечь Трухина на нары. Передай мне, пожалуйста, десертное меню!

* * *

Стоило ожидать, что таким важным делом капитан Фисуненко решит заняться сам. Но нет, в хоспис он отправил Егора Гаврилова, только-только начинающего службу в отделе.

– Родственник! – удивилась и обрадовалась постовая сестра. – Наконец-то!

Лейтенант продемонстрировал удостоверение.

– Наша бабуля кого-то ограбила? Последние пару месяцев она с постели не поднималась.

– Как она себя чувствует?

– Как большинство после инсульта. Могло быть хуже. По крайней мере, она говорит.

Ого, вот об этом они с Фисуненко не подумали – наверное, слишком обрадовались, что свидетельница (или подозреваемая?) до сих пор жива. Выходит, повезло дважды.

В одной палате с Лавриной находились еще пять женщин. В нос ударили запахи лекарств, мочи и старости.

Егор сразу определил, которая из них его клиентка: перекошенный рот, возраст явно за восемьдесят. Увидев удостоверение визитера, она кивнула.

– А я все жду, когда вы придете! – Лаврина говорила, ничуть не заботясь, что ее могут услышать соседки по палате. Те старательно делали вид, что происходящее их не касается, пожалуй, даже слишком старательно. Удивительная все-таки вещь – человеческая натура: даже на пороге смерти человек способен испытывать любопытство!

– Ждете? – удивился Гаврилов.

– Не вас лично, – криво усмехнулась она. – Кого-то из органов.

Когда она говорила, в уголке рта скапливалась слюна, и ее приходилось то и дело вытирать зажатым в руке платком. Вторая рука старухи плетью лежала вдоль тела.

– Когда пришел тот парень, я поняла, что скоро все откроется. Тогда я очень испугалась, но теперь не боюсь. В таком месте перестаешь думать обо всем, кроме того, что там, после жизни. Если бы я верила в Бога, то сказала бы, что оно похоже на чистилище.

Гаврилов попросил разрешения записать беседу.

– Да пожалуйста! Доставайте ваш диктофон.

Но Егор принес с собой кое-что получше. Он вытащил из спортивной сумки ноутбук и установил его на прикроватной тумбочке так, чтобы Лаврина попала в кадр. На съемке настоял Фисуненко.

– Неизвестно, сколько старуха протянет, – внушал он помощнику перед тем, как отправил его сюда. – Может статься, к началу суда она отъедет в лучший мир, и тогда адвокат точно найдет, к чему придраться. А вот если судья или, не приведи господь, присяжные увидят живого свидетеля – совсем другое дело!

– Чудеса техники! – Старуха с интересом наблюдала за манипуляциями молодого человека. – Что ж, так даже лучше: пускай она меня увидит. Я отвечу за то, что сделала, но и она не уйдет от ответственности!

– Вы говорите об Илоне Рогозиной?

Уголок рта Ольги Лавриной пополз вверх, обнажая стертые до десен зубы. Гаврилову показалось, что с ее лица, как в кино, сползает латексная маска: вся физиономия старухи, казалось, пришла в движение, черты исказились. Зрелище было не для слабонервных.

* * *

– Итак, что мы имеем? – Фисуненко мерил шагами кабинет. – От Гаврилова пока нет вестей, но и так ясно, что акушерка вряд ли признается в организации сделки по продаже ребенка. А значит, она станет отрицать, что Трухин пытался с ее помощью разыскать сестру и мать! Что касается внезапной смерти директрисы дома малютки, боюсь, нам не доказать, что Трухин к ней причастен. И так-то его вина косвенная – тетка просто перепугалась насмерть.

– Как насчет парня из дома малютки, того, что видел Трухина с директрисой? – с надеждой спросила Рита.

– Он вряд ли узнает Алексея, ведь было темно. Равшан видел, что директриса пришла с мужчиной, и не более того.

– У нас есть показания Антонины…

– …которую Кавсадзе назовет подельницей и подвергнет сомнению каждое ее слово!

– Разве в роддоме не должны остаться какие-нибудь записи?

– Дело было сорок лет назад! Опера поднимают архивы, но, как назло, в 1980-х в больнице был пожар, и административный корпус с архивом почти полностью сгорел. Персоналу удалось спасти часть документов, но не факт, что нужные нам сохранились. Да и кто сказал, что Илона не подписалась другим именем?

– А паспортные данные? – не сдавалась Рита. – Она не могла их не оставить, иначе бы ее просто не приняли!

– Если бы все происходило сейчас, я бы с тобой согласился, – кивнул Женька. – В наше время без полиса в больницу соваться бесполезно. Хотя и сейчас находятся женщины, которые не идут в женскую консультацию, а дотягивают до самых родов и вызывают «Скорую». Вдруг Илона тоже так поступила?

– Слушай, а ведь мы с тобой забыли самый очевидный вариант! – осенило Риту.

– Какой?

– Она рожала на дому!

– Но акушерка же…

– Трухин знает, что она работала в роддоме, но откуда ему знать, где рожала мамаша?