Она опять подняла на меня своё лицо, но молчала. Лёгкий румянец появился на щеках, отвернула лицо в сторону, опустила голову.
– Айта, - тихо произнесла она, но я расслышал.
Развернулась и быстро вышла из чума. А я так и стоял и смотрел ей вслед,и улыбался. Пока в чум не зашел мужчина.
– Ну, как себя чувствуешь, парень? - спросил он на хорошем русском языке, вывив меня из моего странного радостного состояния. – Меня Бэрген зовут, а тебя?
– Стёпа, – сказал я тихо.
– И чего вам в буран дома не сидится? – спросил он.
Бэрген проследил за моим взглядом и улыбнулся, возле его глаз появилось много морщинок.
– Это моя дочь Айта, уже невеста, можно замуж брать,так не хочет, всем отказывает.
Наклонив голову на бок, он посмотрел на меня с любопытством, прищурив глаза.
Я слышал его, но не вслушивался в слова, смотрел на вход в чум и молчал.
– Сейчас кушать будем. Айта мясо горячее приготовила, бульон горячий пить будем, а потом в посёлок отвезу, но не сегодня,ты еще слаб. Не смотри, что буран отошёл, он скоро вернётся, силу собирает, неделю или несколько дней погостишь, а может и меньше. Мы – оленеводы, вас мой брат с охотниками с соседнего стойбища нашли.
– А где мои ребята?
– Твои парни в соседнем чуме, пойдешь к ним или у нас с дочкой останешься?
– Если… можно, то у вас, – ответил и почувствовал, как у меня загораются уши и щёки.
– Чэ, хааллын. Кыыскын көрүҥ, кыһыҥҥы күн курдук кыраһыабай диэн хаһан да көрбөккүн (прим.: якут. яз.: Хорошо, оставайся. Ты дочке приглянулся, никогда не видел, чтобы она краснела, как зимнее солнце на закате).
Я поднял голову.
– Что? Что вы сказали, простите, я не понимаю.
– Я сказал, оставайся парень, у тебя доброе сердце.
Так я познакомился со своей будущей женой, мы прожили с ней двадцать… долгих и счастливых лет.
Так и остался я жить с ними на стойбище, кочуя со своей новой семьёй. Так Степан Савутка, бывший детдомовец, из геолога стал оленеводом, наверное, кому-то покажется смешным или диким поступком. Нет, ребята мои хорошие, если бы и спросили меня, поменял бы я свою жизнь, я бы ответил «ни за что».
Но сейчас ңет моей Айты. Пять лет тому назад моя жена умерла при родах. Не смогли мы её спасти. И ребёнка тоже. Так бывает, что за счастье нужно платить. Сейчас бы моему сыну было пять лет, он бегал бы по стойбищу, его бы дед учил тому, что знает сам. Но буран отнял всё у меня, не смог только забрать память и колыбельную, которую при нашей первой встрече пела Айта. Так и не спела она её нашему сыну. Никогда больше не увижу её плавную и тихую походку, неспешные, лёгкие действия её рук за любой работой или возле огня в чуме. Никогда не услышу весёлый смех и не увижу морщинки возле её глаз. Никогда я больше не увижу её лукавых, смотрящих на меня глаз и как она расплетает косы, намекая, что нас ждёт горячая нoчь любви.
Но я сохраню это в моей памяти и в мoём сердце.
А сегодня я сижу на аэродроме, меня опять застал буран. И всех здесь собравшихся в этом маленьком здании аэропорта. То небольшое количество пассажиров, которые хотят попасть на большую землю на Новый год к родственникам, друзьям, или просто едут по делам. Мои старые друзья уже котoрый год зовут в гости в Питер, а мне всё некогда и некогда. Но «положа руку на сердце»,то не хочу никуда уезжать, боюсь, что душа Αйты будет тосковать по мңе, да и я прикипел к этим местам. Α самое главное, как я брошу Бэргена. Видимо не судьба мне встретить Новый год в Питере. Не видать мне там Нового года как собственных ушей.
Четыре дня назад мы выехали с Бэргеном с пастбища.
Утро, день выезда. Бэрген, приставив ладонь козырьком к глазам, всматривался в горизонт с поднимающимся солнцем.
– Буран будет сильный, - сказал он, покрутив головой, когда мы выезҗали. – Но ехать надо, съезди, друзья позвали, надо ехать. Давно на большой земле не был, всё время сo мной, да по тундре. Отдохни от тундры и большого снега. Вдруг встретишь и приведёшь в чум новую хозяйку, молодой ты ещё, а я приму её как дочь. Без женской руки xолодно в чуме. Надоел холод, даже огонь от костра не согревает его стены и нас с тобой.
Я всегда удивлялся тому, как он предчувствовал бурю или это у всех жителей севера, какой-то особый дар свыше.