Акулы из стали. Ноябрь

– Толик, слушай, вы как дети: пошли в подводники, вроде к смерти поближе, а стесняетесь как девочки на первой дискотеке, когда их за грудь будто ненароком трогают. Я же врач, Толик! Я, вполне возможно, могу помочь и для этого именно, кстати, сюда и поставлен. Ты же понимаешь, что все между нами останется?

– Да нет, я же и говорю – ничего. В этом-то все и дело, что ничего не случилось и не случится наверняка еще долго. И как-то это было нормально, понимаешь? И тут вдруг это… И непонятно. Зачем оно? Я вот что-то делаю, куда-то хожу, чем-то занимаюсь. А зачем оно все? Ну какой в этом смысл? Дальше-то что?

– А. Это у тебя экзистенциальный кризис, братан. Потеря смысла по-вашему, по-простому.

– Лечится?

– Нет. Но и не смертельно. Ты, главное не переживай – переживешь.

– Ну вот.

– Таблеток могу выписать, для успокоения нервной системы. Хочешь?

– Да я спокоен, Антон. Не смотри так на меня, правда, я не собираюсь… ну-у-у… чего-то там, от чего таблетки нужны. Просто… не так как-то все, надо в порядок все привести, а какой он, порядок этот?

– У каждого свой. Смысл жизни, я о нем, тут уж просто надо поискать. А если что, ты давай без этой, бравады вашей, приходи…

– Ну что? – в амбулаторию вернулся Саша. – Что скажете, коллега? Есть ли смысл что-нибудь у него отрезать?

– А, – удивился Толик, – так это ловушка!

– И да и нет! С одной стороны – да…

– А с другой – нет?

– А с другой диван и правда у меня вчера разломался и сегодня мы идем за новым старым диваном! Так совпало!

– И кто идет четвертым – минер?

– Он!

– А ведь потом скажут, что нас было четверо!

– Кого волнует, что будет потом? Как там ты вчера, кстати, со своей-то? Было чо?

– С какой своей?

– Которую ты ко мне приревновал. Как ее… Катя?

– А. Да чего она моя вдруг. Ну проводил домой, да и все.

– И все?! Даже не домогался? Антон, я тебе говорю – он точно болен!

И вот тоже странно, думал Толик, допивая чай, пока доктора что-то обсуждали на фоне его мыслей, раньше-то я похвастался бы и до того еще, как меня об этом спросили, и меня бы все хвалили, какой я молодец и отчаюга, а сейчас не хочется: и хвастаться не хочется, и чтоб хвалили – не хочется. А хочется чего? А ничего и не хочется. Разве что хочется чего-нибудь захотеть. Ну нет, хорошо все-таки, что мебель эта сегодня нарисовалась: в компании-то оно и страдать веселее. А библиотека – да не сгорит же. Подождет меня и до завтра.

Механик не очень удивился, когда Толик пришел к нему уже после отбоя тревоги переотпрашиваться на завтра. Чего только не сделают, сказал он, дети рабочих окраин, чтоб не ходить в библиотеки: друзей себе выдумают, диваны какие-то, а то возьмут да и вовсе заболеют… Кончил он тем, что ему вообще все равно, так как завтра на борту его не будет по причине общего сбора механиков в штабе флотилии. Так что анархия, которая начнется в его боевой части при его отсутствии, неизбежна, и уйдет Толик с борта раньше или не уйдет – ни на что уже не повлияет. Нелегко вам, посочувствовал в ответ Толик, на таких хрупких плечах и все держать неусыпно. В ответ механик посоветовал ему идти на хуй и подъебывать кого помоложе. На том и порешили.

В поселок возвращались пешком – транспорта не было совсем, а тропу в сопках хоть уже и пробили, но утрамбовать еще не успели. Шли долго, то вязли в снегу, то скользили на камнях и с горок: в общем было бы довольно весело, если бы не было так грустно. Едва заскочив домой переодеться, Толик побежал в условленное место, где его уже ждал Саша с детскими санками на плече. От Саши они двинули к минеру, где кричали под его окнами: «А Витя выйдет? А мячик нам сбросите?», пока не выглянула минерская жена и не сказала, что Витя уже ушел к Антону со строгим наказом от нее быть дома к девяти вечера. И зачем вам мячик, клоуны, зима же на дворе, тьфу на нее и чтоб она была неладна. И смотрите, чтоб мужа мне отпустили вовремя, а не как всегда, а то знаю я вас. Клятвенно пообещав минерской жене, что в этот раз все будет пучком, а не как обычно, пошли к Антону.

Соседом Антона оказался какой-то капраз из другой дивизии и по всему видать было, что приготовился уже к переезду и надеялся, что навсегда: по всей квартире стояли упакованные коробки с вещами, просто вещи лежали кучами, а из мебели остались только табуретка на кухне, телевизор на полу и мягкий уголок.

– Мать моя! – восхитился Антон уголком. – Да это же «Журавинка» собственной персоной!

Так точно, подтвердил капраз, с трудом достали этот набор в военторге еще в те времена и вот даже знак качества приклеен на задней спинке дивана – видите? То-то же, а как раскладывается, смотрите: хоп – и разложен, хоп – и сложен. Механизм работает как часы! И кресла, считай, новые! Да ебу я, что ли, сколько хочу за него денег… Сколько хотите, столько и давайте.

– Сча, спустимся, и я вам историю расскажу про «Журавинку» эту, – пыхтел по лестнице Антон, когда сносили диван вниз, – как увидел ее, так сразу и вспомнил!