Акведук на миллион

— Только об одном прошу вас, Андрей Васильевич, вы тут будьте поосторожнее. Самое лучшее — не отлучайтесь из дома, — он тяжело вздохнул и добавил: — Ну а уж если пойдете куда, берите Василия с собою. Он человек надежный. И если, не дай бог, что с вами случится, тотчас доложит графу Строганову.

Собственные слова не на шутку расстроили Якова Ивановича. Видимо, штабс-капитан вспомнил о размолвке, случившейся только что между мною и Александром Сергеевичем, так как он опять вздохнул и уставился в окно.

— А я завтра, пожалуй, наведаюсь в Шляхетный корпус, — признался я.

— В Шляхетный корпус? Зачем? — удивился Яков Иванович.

— Поговорю с Михаилом Илларионовичем Кутузовым. Расспрошу, как это графу Каменскому удалось сместить его с должности военного губернатора. Чарторыйский, правда, назвал эту историю фарсом. Но что, если та история и нынешний заговор связаны?..

— Так не нужен вам Михаил Илларионович! Я эту историю знаю лучше, чем кто-либо! — воскликнул Репа, радостный оттого, что вновь оказался полезным.

Карета остановилась у дома штабс-капитана, и мы поднялись в квартиру.

— А давайте-ка для начала на брудершафт! — предложил Яков Иванович.

Я кивнул. Он отдал распоряжение Василию. Тот принес два стакана на подносе и был тут же отправлен с глаз долой. Мы чокнулись, переплели руки, выпили и расцеловались в обе щеки.

— Будем на «ты», — объявил Яков Иванович.

— Так что за история случилась? Какой-то заговор? Там, кажется, участвовал некто Шубин? — спросил я.

Яков Иванович вздохнул, но не тяжело, а как бы с легким разочарованием, словно предвосхищая своим вздохом мое разочарование.

— История-то пустяшная, — поведал он. — И Шубина я прекрасно знаю, никчемный человек. Собственно, он-то весь этот заговор и выдумал. Запутался в долгах и измыслил какого-то Иванова. А потом прострелил себе руку под окнами его величества, якобы пытался задержать этого Иванова, а тот якобы его ранил. Александр Павлович-то сгоряча изволили Кутузова в отставку отправить. Да потом-то уж разобрались, что никакого Иванова и в помине не было, а Шубин прострелил себе руку из своего же пистолета.

— А с Шубиным что же?

— Сперва в крепость посадили. А потом мы с графом Строгановым прощение ему выхлопотали. — Штабс-капитан застенчиво улыбнулся.

Мы разошлись по комнатам почивать. Но я для себя решил, что все-таки наведаюсь к Кутузову. Для начала принесу извинения за непочтительное поведение у Нарышкиных, а затем и о деле своем похлопочу. Михаил Илларионович в два счета наведет справки об офицере, находившемся при обер-полицеймейстере. И скрывать имя убийцы от меня не станет.

Глава 9

Ранним утром Яков Иванович уехал в Москву, предоставив, как обещал, и квартиру и слугу в полное мое распоряжение. Я выждал до середины дня, а после обеда приказал вызвать извозчика, загримировался и отправился в кадетский корпус в расчете застать генерала Кутузова. По пути поневоле я веселился, воображая, что в маскараде от мадам Шерамбо сразу Михаил Илларионович меня не узнает, — вот уж повод будет для изумления.

Эх, рано я радовался: был узнан, едва спрыгнул на землю из коляски, и не Кутузовым, а полицейскими.

— Вон он! Вон он! — услышал я возбужденный голос.

Поручик Сенцов галопом пустил свою лошадь. Глянул я вправо-влево — полицейские драгуны подступали со всех сторон. Сердце рванулось вон из груди. Я бросился в сад кадетского корпуса: отчаянное положение пробудило ярость, сдаваться я не собирался. Если не удастся скрыться — бить, бить и бить каждого, кто подступится ко мне, сражаться до смерти! В предстоящей бойне я жаждал мстить всему миру за несправедливость.

Временные постройки, вероятно сооруженные для проведения какого-то торжества, загромоздили сад. Я мчался через проход между деревянными стенами, и казалось мне, что бегу, как обложенный зверь по единственной свободной тропе, и знаю, что ведет она в загон, но бежать больше некуда.

Проход закончился, и я оказался на арене амфитеатра. Мелькнула мысль: как же это Господь Всемогущий оставил меня, бросил невиновного?! Я воздел очи горе — попенять ему!..И увидел огромный шар серо-голубого цвета. Золотой лев, украшавший полотнище, смотрел вдаль спокойным, величественным взором. По сторонам от царственного зверя располагались вензеля. Разобрать их я не успел.

— Heus-Deus! Да ты оригинал! — воскликнул я.

Махина около семи саженей[25] в диаметре возвышалась над деревянным помостом в центре арены. Шар висел в воздухе, опоясанный стропами, те, в свою очередь, крепились к железному обручу, а снизу к тому же обручу была привязана плетеная корзина. Еще четыре каната тянулись от корзины к швартовым тумбам, в роли которых выступали каменные львы. Тугие мешки висели по бокам, а подле крутились бездомные псы, словно несли караульную службу.

Монгольфьер! Монгольфьер посреди Санкт-Петербурга!

Особое изумление вызывали корабельные якоря, притороченные по бокам: я не предполагал, чтобы воздушные шары еще и плавали по морям!