Акведук на миллион

Он с отвращением отвернулся, но я силой влил в него утешительное средство. Первый же глоток принес ему облегчение, он выхватил стакан и осушил его залпом.

— Э-эх, — протянул Петруша с горечью, поднял и, показав нам опустошенный стакан, продолжил: — Все съедает она, господа! Верите ли? Даже долгов наделал… Наградные[28], господа, и те уже истратил, считай…

— Что он говорит? — спросила графиня.

— Недоволен, что водка кончилась, — ответил я.

Яков Иванович смотрел на Рябченко с нескрываемым отвращением.

— Ну ничего! Ничего! — с неожиданным воодушевлением произнес Петруша. — Скоро дела мои поправятся! Дядя мне уже пообещать изволили! Дядя-то у меня знаете кто?! О-о-о! Вот в Москву съезжу и все! Все будет хорошо!

Отвращение в глазах Якова сменилось ненавистью. Казалось, будь это можно, отставной штабс-капитан убил бы на месте этого пьяницу.

— Да вы бы прилегли, милостивый государь, — предложил я Петруше. — Лошадей нет покамест.

Я подставил ему плечо. Он поднялся и, ничуть не стесняясь, повис на мне. Я препроводил его в закуток и помог расположиться на лавке. Яков вздохнул с досадой.

Я подивился тому, что отставной штабс-капитан так близко к сердцу воспринял пагубную страсть практически незнакомого ему человека.

Вдруг хлопнула дверь, и какой-то незнакомец радостным баритоном пропел:

— Здравствуйте, господа путешественники! А позвольте спросить: есть ли среди вас Петр Ардалионович Рябченко?

И тут меня осенило. Я обернулся, сделал шаг и, оказавшись в дверном проеме, сказал:

— Я Рябченко.

Из-за спины донесся протестующий возглас Петруши. Боковым зрением в зеркале я увидел, как настоящий Рябченко поднимается с лавки. Я схватил трубу для оркестра роговой музыки, зажал ее под мышкой и движением заправского игрока на бильярде врезал племяннику фельдмаршала в лоб. Обмякшее тело рухнуло под образом Николая Угодника, а я прикрыл за собою дверь.

Круглолицый румяный господин сиял слащавой улыбкой.

— А-а-а, позвольте отрекомендоваться! Надворный советник Чоглоков Федор Алексеевич, потомственный дворянин, откомандирован встретить вас и сопроводить до самой до Белокаменной! Чтобы нескучно-с было…

Штабс-капитан успел пояснить Алессандрине по-французски, что происходит, и теперь они оба застыли с разинутыми от изумления ртами. Я протянул надворному советнику руку и громко произнес:

— Рябченко, Петр Ардалионович Рябченко! Без всяких титулов! Ну их! Давайте общаться запросто! Дорога длинная предстоит, лучше уж сразу быть накоротке! Петр Рябченко. Для вас просто Петя.

Алессандрина нервно сглотнула и перевела испуганный взгляд на дверь, штабс-капитан нервно озирался по сторонам. Я схватил его за руку и подтолкнул к надворному советнику.

— Мой друг и помощник Яков Иванович. Можно просто Яшей звать, он не обидится. А вы? Как там вас?

— Федор Алексеевич Чоглоков, надворный советник…

— Потомственный дворянин, — закончил я за него. — Отлично! Отлично! Превосходная компания, Федя! Без обид, ладно? Будем на «ты»! Пять минут, господа! Мне только переодеться.

Я вернулся в каморку. Петруша сидел на лавке, потирая ушибленный лоб. Я тюкнул его еще разок, он ударился затылком о стенку и обмяк.

— Извини, дружище, я временно позаимствую твою личность! — пробормотал я, стаскивая с него одежду.

Рябченко остался в исподнем. Я уложил его на лавке головою на сундук и прикрыл тюфяком.

Скрипнула дверь, и в каморку протиснулся Федор Алексеевич.

— Я же просил! — повысил я голос.

Чоглоков с недоумением глянул на зеленый мундир в моих руках и прижал палец к губам.

— Дело исключительно приватное, — прошептал он с гнусной улыбочкой. — Мне поручено передать…

Он бросил подозрительный взгляд на бесчувственного Петрушу и, посчитав оного неопасным, протянул мне пачку ассигнаций.

— Взятка?! — спросил я угрожающим шепотом и поднял Петрушину шпагу.

— Что вы?! Что вы?! — Чоглоков замахал руками. — Скромное вспомоществование. Дорога-то до Москвы… мало ли… нужда какая…

— Ни почестей, ни наград, — ничего для себя лично! — громко продекламировал я, пристегнул шпагу, вырвал из рук надворного советника деньги и шепотом добавил: — Все для Петруши Рябченко.

Он с удовлетворением улыбнулся и вышел.

— За шпагу прости, брат, — вполголоса бросил я на прощание отныне безымянному молодому человеку, оставленному на волю случая и почтового комиссара.

Яков и Алессандрина обменялись удивленными взглядами, когда увидели меня в новой одежде. К слову сказать, Петрушин мундир пришелся мне впору.

— Господа, время дорого, — бодро заявил я. — Вы готовы немедленно выдвигаться?

— Но я только-только прибыл, — промолвил Чоглоков растерянно. — Чайку бы испить…

— Довольствуйся стаканом воды, — бесцеремонно заявил я. — Отдохнем на следующей станции.

Графиня де ла Тровайола пробралась к каморке и проскользнула внутрь. Из-за двери донеслись скрип и шелест одежды. Я испугался, что она приведет в чувство Рябченко, и поспешил в комнатушку. Алессандрина проверяла Петрушин пульс.

— Что ты сделал с ним? — прошептала она сердито.

— Немного утешил, — ответил я.

— Господи, что ты затеял?!