Акведук на миллион

— Андрей, ты представляешь себе, какое брожение в умах вызовет арест столичного генерал-губернатора, пусть и отправленного в отставку?! Ты пойми, еще жива, слишком жива память о прошлогодних мартовских событиях! Только-только Александр разогнал коллегии и учредил министерства, и тут — новое потрясение! Нет, лучше, чтобы о заговоре не знали. Нужно, чтобы вся эта история тихонечко умерла. Государство — это лодка, нельзя раскачивать ее бесконечно!

— Пожалуй, ты прав, — ухмыльнулся я. — Один человек сказал: «Смена власти похожа на маятник с секирой: он качается и головы сносит. И нет здесь ни правых, ни виноватых, рубит без разбору».

— И кто же это сказал? — спросил Поло.

— Вот и я хочу получить ответ на этот вопрос, — ответил я.

Эпилог

Граф Воронцов сопровождал меня во дворец на аудиенцию с его величеством.

— Ну, Андрюша, что ты решил для себя? Государь пригласил тебя не только для выражения благодарности. Александр Павлович непременно предложит тебе должность.

Семен Романович развернулся вполоборота и замер, обратив на меня испытующий взгляд.

— Признаюсь, от службы при дворе и вообще в Санкт-Петербурге я намерен отказаться, — вздохнул я.

— Но отчего? — удивился граф. — Разве не в этом была твоя мечта — оказаться вместе с друзьями, трудиться на благо государства?

— Нет. Теперь нет. Я намерен проситься на военную службу.

— Нет более почетного занятия для дворянина, чем воинская служба, — промолвил граф Семен. — Но государству нужны преобразования. Поверь мне, сейчас то время, когда на гражданской службе сыщешь почет и славу куда вернее, чем на военной.

— Дело не в славе, Семен Романович, — ответил я. — Вы же достаточно знаете о моих приключениях за последний месяц. И вот отчего меня здесь воротит… На меня пало подозрение в преступлении, все знали, что я не преступник, но отправили меня в крепость. А теперь все знают об участии графа Каменского в заговоре, все полагают, что и Аракчеев был осведомлен о готовящемся преступлении, и что же? Никто их потревожить не смеет. Тут, видите ли, высшие соображения имеются!

— Хорошо-хорошо! — откликнулся граф Семен. — А как ты посмотришь на дипломатическую службу? Когда находишься вдали от родины, подобные истории представляются мышиной возней — не более! А ты думаешь об одном — как отстоять интересы всего Отечества.

Александр Павлович давал аудиенцию в присутствии статс-секретаря. Николай Николаевич бросал на меня торжествующие взгляды, кои должны были напомнить мне, что лишь благодаря ему, Новосильцеву, мои заслуги отмечены царем-батюшкой.

А я с грустью сознавал, что ныне не испытываю ни благоговения, ни трепета перед его величеством. Напротив, каждое слово императора вызывало в душе ернический отклик, словно я оказался участником дурно поставленной пьесы. Граф Семен заметил мое настроение и сделал едва заметное движение пальцами левой руки, чтобы я держался подобающим образом.

Первым заговорил император. Он обращался ко мне:

— Вы, граф, проявили настоящее мужество и героизм, и мы представляем вас к награде золотой медалью «За верность и усердие». Медаль учреждена по нашему указу для награждения граждан окраин. Но мы хотим отметить ваши заслуги именно нашей наградой. — Понизив голос, император добавил: — Наградой, учрежденной мною. — И с прежней ясностью продолжил: — Вот почему вы будете награждены не обычной медалью, а медалью для особых случаев, медалью, имеющей размер больше обычного.

«Heus-Deus, еще немного, и я лопну от гордости», — усмехнулся я про себя.

— Медаль предписано носить на ленте ордена Святой Анны, каковым вы уже награждены были прежде! — закончил император.

«А что же Аракчеев? Не наградить ли и его отрезом от моей орденской ленты? Остатка мне как раз хватит, чтобы удавиться», — фыркнул я про себя, а вслух сказал:

— Осмелюсь доложить, ваше величество, что в этом деле куда большее мужество проявила графиня де ла Тровайола. Награду в первую очередь заслужила она.

— Вы как всегда благородны, — любезно ответил Александр Павлович. — Но мы не забыли заслуг графини. Мы взяли на себя расходы по возмещению ущерба гражданам, купившим билеты на зрелище полета воздушного шара…

«А заодно скрыли проделки фельдмаршала Каменского!» — подумал я.

— Нам известно, — продолжил государь, — что графиня де ла Тровайола обладает незаурядным талантом, питает страсть к наукам, химическим и физическим опытам. Мы назначим ей жалованье и предоставим ей возможность практиковать свои занятия в Московском университете. Иван Петрович Тургенев позаботится о ней. — Александр Павлович перевел заискивающий взгляд на графа Воронцова, словно искал у того поддержки, и добавил: — Ее деятельность станет достойным продолжением дела княгини Дашковой.

«Дашковой?! — воскликнул я про себя. — Остается поблагодарить, что не в Новгородскую губернию ссылаете!»

Я оглянулся на Семена Романовича — тот улыбался, но как-то кривовато, видимо, ссылка на родную сестру графа покоробила. Однако он одними глазами подал мне знак смирения.

Император продолжал речь: