Акведук Пилата

…Через немного времени, центурион вместе с катафрактариями отбыл, увозя в повозке Иешуа вместе с врачом. Опцион Гай Лонгин подошел к своим отдыхающим бойцам, молча отобрал бурдюк со смесью вина и холодной воды, и сделал несколько добрых глотков.

Один из ветеранов, пользуясь случаем, спросил:

– А кто он такой, этот Иешуа?

– Просто так интересуешься? – фыркнул Лонгин, вытирая ладонью губы.

– Вроде того. Какие-то местные болтали, что он сын главного здешнего бога…

– Ну, скорее не сын, а родственник… И не здешнего бога, а… Короче, парни, Марций говорит, префект письмо от жены получил. Ну, жена его сами знаете, кому внучатой племянницей приходится.

– Да, говорят, самому божественному Октавиану Августу…

– Точно! Прочел префект – и сразу за Марцием. Кто, говорит, так-перетак вашу мать и бабку подвесил этого парня? Быстро вернуть все, как было и разобраться. Вот они и разбираются. Пока повозку подгоняли, Марций ко мне: докладывай, опцион, кто притащил сюда этого Иешуа и распорядился его вешать.

– А ты чего? – спросил ветеран.

– А чего я? Мне приказ передал этот местный, из вспомогательных войск, Иуда Искариот. Подпись и печать префекта на месте. Только я теперь так прикидываю, что они, похоже, поддельные. Но это пусть там, наверху, разбираются. Так-то парни.

– Это что же выходит, – пробормотал ветеран, – выходит, этот Иешуа может быть потомок Октавиана Августа? Вот из-за чего такой тарарам…

– Цыц, – одернул его Лонгин, – это не нашего ума дело, откуда здесь побочные дети божественного Августа взялись и с кем они гуляли. Так что потише тут, а то смотри, местные уже уши наставили. Иди, кстати, шугани их отсюда. Мне и так мне уже влетело от Марция за непорядок. Шляются тут всякие.

6

После доклада Марция и предъявления приказа с довольно искусно подделанными подписью и печатью, я очень хотел поговорить по душам с неким Иудой Искариотом, офицером вспомогательных войск. Но этому желанию не суждено было сбыться: к вечеру вегилы доложили, что означенный Иуда мертв. Собственно, речь шла о довольно грубой имитации самоубийства. Трудно поверить, что человек может дважды ударить себя стилетом в живот, а потом самостоятельно повеситься на ветви дерева неподалеку от торгового тракта… Солдаты, ездившие к тетрарху Ироду Антипе вместе с Иудой, конечно, ничего не знали. Оставался еще шанс, что сам тетрарх что-либо разведал, поскольку его сеть осведомителей простиралась на всю провинцию. Я решил, что это неплохой повод нанести Ироду визит, а заодно отдохнуть неделю-другую в собственном поместье.

Рано поутру, оставив Марция своим заместителем, я с полусотней охраны, отбыл в Галилею. Также я взял с собой Иешуа, и, на всякий случай, местного лекаря, Иосифа. Неудачно угодивший на крест философ еще не вполне оправился, с трудом мог говорить, а порой впадал в беспамятство.

Таким образом Каиафа, явившийся в преторию незадолго до полудня, чтобы узнать о местонахождении тела казненного назареянина, наткнулся на неприветливого центуриона. Марций имел от меня строгий приказ разговоров с местными жрецами не разводить, так что вопрос, почему в одной из трех могил нет тела, остался без ответа.

Как мне доложили позже, бравый центурион предложил Каиафе на выбор: или выметаться из претории самостоятельно, или быть вышвырнутым. Понятно, что жрец выбрали первое.

Затем явилась заплаканная молодая женщина, некая Мария из Магдалы, приходившаяся Иешуа то ли женой, то ли подругой, и тоже стала спрашивать про тело. Марций и ее хотел было выгнать, но потом пожалел, тем более, на счет разговоров с симпатичными местными девчонками я ему никаких особых указаний не оставлял. Конечно, запрет на разглашение служебной информации действовал и в этом случае, но не настолько строго.

Центурион пригласил ее посидеть в саду и перекусить, а за едой объяснил приблизительно следующее:

– Вот ты сама подумай, куколка, зачем живому человеку лежать в могиле?

– Незачем, – согласилась Мария.

– Правильно мыслишь, – одобрил он, – теперь рассуждаем дальше. Если этот твой парень жив, то куда ему идти?

– Так он жив? – недоверчиво спросила она.

– Слушай, красотка, ты человеческий язык понимаешь? Я сказал «если». Так куда бы он пошел?

– Не знаю…

– Вот, дуреха. А родным сказать, что я, мол, жив? Родные-то у него в Галилее, так?

– В Галилее, – согласилась Мария.

– Вот! – центурион многозначительно поднял палец к небу, – так что я на его месте пошел бы в Галилею.

– Так он отправился в Галилею? – с надеждой спросила женщина.

– Ну почему ты такая глупенькая? – со вздохом спросил Марций.

– Прости, центурион, я женщина простая, спасибо тебе за еду и за приют. Пойду и я в Галилею.

– Да ладно, тоже мне, большое дело, – он пожал плечами, – деньги-то у тебя есть? Понятно. Вот тебе тридцатка. Бери, не стесняйся. Разбогатеешь – отдашь…

Эти тридцать сестерциев после отдал центуриону я. Иногда следует поощрять благородные поступки, но, впрочем, к делу это не относится.