Алая графиня

Их страхи были не напрасны. В тот же день Папа слег от смертоносной римской лихорадки, обычной для лета, а на рассвете следующего дня, двенадцатого августа, скончался.

Рим находился в дне тяжелого, без остановок, переезда от Пальяно. Катерина не верила, что я в состоянии позаботиться о себе, и приказала мне ехать на ее лошади. Сама она приготовилась к битве: тяжелый нагрудник прикрывал разросшийся живот, к седлу был приторочен щит. Золотистые косы Катерина спрятала под широкополой французской шляпой с огромными белыми перьями, завязанной под подбородком. На боку графини висела бархатная сумка, тяжелая от золотых монет, а за широкую кожаную перевязь было заткнуто ее любимое теперь оружие — скимитар, большая изогнутая сабля.

Паоло Орсини, отличный воин, не задавал никаких вопросов, но я поинтересовалась, привязывая к поясу флягу:

— Куда именно мы направляемся, мадонна?

Катерина легко взлетела в седло и поглядела на меня сверху вниз как на совершенную дуру.

— В крепость Сант-Анджело, — ответила она коротко, как будто это было очевидно, и нетерпеливо замахала рукой.

Я села на кобылу позади нее и обхватила Катерину за талию. Сначала я держалась за госпожу осторожно, но потом, когда мы бешено поскакали по пересеченной местности, уже цеплялась что было сил.

Часа через четыре спустилась темнота, и наша дикая скачка закончилась. Я думала, что мы сделаем привал и продолжим путь на заре, однако у Катерины был иной план. Вернувшись из лесу, куда ходила, чтобы немного освежиться, я обнаружила, что они с Паоло Орсини прикрепили к лошадям фонари, собираясь ехать до самого Рима без остановок.

— Уже и без того слишком много времени потеряно, — заявила Катерина, не обращая внимания на мои жалобы на боль в спине.

Мы снова пустились в путь, но на этот раз немного сбавили скорость. Я пыталась рассмотреть местность, проносившуюся мимо в волнах желтого света фонарей, но у меня закружилась голова. Я закрыла глаза и покрепче прижалась к Катерине. Постепенно холмы сменились равнинной местностью, наконец мы добрались до торных путей, ведущих в Рим, и ехать стало гораздо легче. Помню, пока мы скакали, издалека приплывал звон церковных колоколов, отбивавших час повечерия, когда добрые христиане произносят на ночь молитву и отправляются в постель.

По моим расчетам, мы добрались до городских стен около полуночи. Орсини с Катериной решили, что лучше ехать через юго-западные ворота, поскольку там, у собора Святого Иоанна Латеранского, стоит лагерем один из отрядов Джироламо. Они помогут нам без всякого риска проехать через город к замку Сант-Анджело.

Мы приблизились к главным воротам, известным под названием Порта-Маджоре, заметили за ними пламя факелов и услышали крики.

Кучка солдат папской армии пыталась справиться с двумя дюжинами бунтарей, а толпа скандировала:

— Колонна! Колонна! Смерть Риарио!

Я не видела лица Катерины, однако, услышав крики, она сразу развернула лошадь. Паоло Орсини сделал то же самое и последовал за графиней на юг вдоль городской стены. Вскоре мы добрались до других ворот, поменьше, называемых Порта-Азинария. Они никем не охранялись, но тоже располагались рядом с базиликой Иоанна Латеранского и папскими казармами.

Мы проехали в ворота, держась поближе к стене и не выезжая из-под деревьев, посаженных вдоль нее. Воздух был затянут черным дымом, от которого слезились глаза. Рим горел, во всяком случае, какая-то его часть. Небо на севере полыхало неестественным розово-алым светом. Сквозь ветви деревьев виднелся недалекий монастырь и базилика Святого Иоанна. Высокие проемы церкви ярко сияли, в половине монастырских окон тоже горел свет. Палатки, в которых размещались солдаты папской армии, исчезли, площадь патрулировали дюжина пехотинцев и шесть конников.

Нам повезло, что мы выехали на охраняемую площадь, однако городские холмы перед нами были усеяны огоньками факелов, а улицы дрожали от криков бунтарей, которые не преминули воспользоваться политической сумятицей, возникшей после смерти Папы.

Какой-то пехотинец сейчас же заметил наши фонари и прокричал:

— Стой! Кто идет?

Катерина, сопровождаемая Орсини, выехала из-под деревьев, к ней сразу же приблизились два конных воина.

Один из них, деревенский парень, такой же огромный, как граф Джироламо, но при этом раза в два толще, уставился на нее, разинув рот.

— Баба! — крикнул он товарищам, плотоядно ухмыляясь. — Две бабы!

Орсини выдвинулся вперед и встал рядом с Катериной, заставив солдат потянуться к мечам.

— Я Паоло Орсини, — проговорил он сурово. — А это не бабы, а дамы.

Не успел он продолжить, как Катерина сдернула с головы шляпу, демонстрируя золотистые косы.

— Я приехала по поручению своего мужа и господина, графа Джироламо.

— Ваша светлость! — Второй солдат, речь которого выдавала человека благородного происхождения, сейчас же поклонился, толстяк последовал его примеру.

— Как тебя зовут? — спросила Катерина молодого солдата.

— Антонио да Фьорентино, ваша светлость.