Алая графиня

На оставшихся двух службах и пышном пиру я присутствовала, но надела черную вуаль, чтобы прикрыть разбитую губу, и почти ничего не ела и не пила. Когда начались танцы, я вернулась в комнату Маттео, опять попыталась расшифровать главы маленькой книжки из седельной сумки, но снова безуспешно. Еще меня волновала судьба гадальной колоды, которая осталась на столе у герцога и его братьев, однако спросить Бону я не осмелилась.

Следующий день был посвящен святому Стефану, первому христианскому мученику. По этому случаю герцога ждали на мессе в церкви Санто-Стефано, расположенной в юго-восточной части города, неподалеку от замка. Обычно теплый, Милан был в эту зиму во власти таких морозов, каких не помнили старожилы. За ночь ледяная буря покрыла весь город гладкой коркой, затем повалил колючий мелкий снег, но яростный ветер прогнал тучи, и утром деревья, кусты и крыши уже сверкали под солнцем.

Когда я встала и надела траурное платье, за окном завывал ветер. Быстро взглянув в большое ручное зеркало герцогини, я увидела, что опухоль на верхней губе спала, но кожа все равно багровая, а в том месте, где она едва не лопнула, образовалась темно-красная короста. Я снова опустила на лицо темную вуаль. Полог над кроватью Боны был задернут, ночью герцогиню рвало, поэтому все мы, я, Франческа и остальные горничные, решили ее не будить, а сообщить герцогу, что госпожа заболела. Ветви деревьев за окном согнулись под грузом льда до самой земли и стонали от каждого порыва ветра. Я думала, что весь двор, включая Галеаццо с его великолепным хором, откажется в такую погоду от службы и почтит святого Стефана здесь, в замке.

Но я ошиблась. Спустя час после того, как мы сообщили герцогу о болезни госпожи, в комнату Боны ворвалась Катерина, прелестное лицо которой пылало румянцем и было мокро от слез. Ее мать, Лукреция Ландриани, одна из самых любимых и плодовитых фавориток герцога, остановилась в дверях, чтобы своим присутствием не оскорбить герцогиню.

— Я туда не хочу! — воскликнула Катерина с порога и надула губы.

На ней было легкое платье из белого муарового шелка, скромно отделанное малиновым бархатом и украшенное золотыми бусинами, длинные локоны уложены в сетку для волос, усыпанную алмазами и рубинами.

— Где госпожа герцогиня? Мне надо с ней поговорить!

— Герцогиня больна, мадонна Катерина, ее нельзя беспокоить, — предостерегающе произнесла я.

Катерина замерла на месте при слове «больна» и больше не сделала ни шагу, только взмахнула рукой, указывая на меня, и понизила голос из уважения к Боне:

— Тогда ты мне помоги! Мой отец, герцог, требует, чтобы все дамы и дети сопровождали его в собор Санто-Стефано!

Под «дамами» она имела в виду любовниц герцога. Вероятно, таким способом Галеаццо решил отомстить жене за то, что она не едет с ним по морозу в церковь.

— В такую погоду? — Даже я была удивлена.

Катерина закивала, и алмазы с рубинами рассыпали по ее голове каскады искр. В этот день она была поистине великолепна: фарфоровое личико, обрамленное золотыми волосами, переливающееся белое платье, темная отделка которого лишь подчеркивала безукоризненную белизну кожи.

— Он хочет, чтобы мы в такой ветер шли пешком через полгорода, — продолжала Катерина, и, словно подтверждая ее слова, порыв ветра ударил в окно. — Только епископам и послам разрешено ехать верхом рядом с ним. Пожалуйста, Дея, разбуди герцогиню, — взмолилась она. — Госпожа Бона могла бы попросить герцога, чтобы он позволил нам с матерью ехать верхом рядом с ним вместо нее. Она сказала бы ему, что я еще слаба после болезни и…

Из-за гобеленового полога кровати донесся усталый, безжизненный голос Боны:

— Разве ты болела, Катерина?

Ее мать, Лукреция, стоявшая в дверном проеме, негромко произнесла:

— Ваша светлость, девочка так негодует из ревности. Сегодня утром герцог послал за своими сыновьями, но не пригласил Катерину, которая очень хотела показаться ему в новом платье. Она считает, что если поедет рядом с ним на почетном месте, то и герцог, и весь Милан смогут выразить ей свое восхищение. — Мать с раздражением взглянула на дочь. — Не следовало беспокоить ее светлость. Герцог твердо решил ехать, и нам стоит поторопиться. Его священник и хор ждут в Санто-Стефано, а все остальные уже собрались во дворе.

— Дея, ты не могла бы пойти с ней вместо меня? — едва слышно попросила Бона. — Передай герцогу, что я смиренно прошу его о милости, пусть он даст лошадей Катерине и ее матери.

— Конечно, ваша светлость, — ответила я и тихо добавила, обращаясь к Катерине: — Только он не даст лошадей, если попрошу я.

— Почему? — удивилась она, внимательно посмотрев на меня.

Я вспомнила, что накануне действительно предсказала Галеаццо судьбу и вышла из его покоев живой и относительно невредимой.

Я приблизилась к Катерине и сказала:

— Мадонна, надень теплый плащ и перчатки. Герцог выйдет из себя, если мы опоздаем.

Из-за полога снова раздался голос Боны, обращенный ко мне:

— Ступай с ними и помолись за моего мужа. Этой ночью меня мучили нехорошие сны.