Алая лента

– Меня вырастила бабушка. Швейную фабрику перевели в другой город, и все, кто работал на ней, тоже должны были переехать или лишиться работы. Сначала мама приезжала навестить нас каждые пару недель. Затем каждые пару месяцев. Потом просто стала присылать деньги. А когда началась война, фабрика начала шить военное обмундирование, и работникам перестали платить зарплату. Ну а дальше… Дальше ты все знаешь, – пожала я в темноте плечами.

Я действительно немногое знала об этом.

В темноте меня обняла пара тонких рук.

– Ты чего? – не поняла я.

– Ничего, – еще крепче обняла меня Роза. – Просто проверяю, как далеко могу вытянуть руки.

Позднее той же ночью одна женщина, лежавшая на нижнем ярусе, начала плакать – сначала тихо, затем все громче, все истеричнее.

– Почему я, почему я, почему я? – причитала она. – Что я такого сделала, чтобы оказаться здесь?

– Замолчи! – крикнула Балка из своего огороженного угла в конце барака.

– Не хочу я молчать! – закричала женщина. – Я хочу домой! К мужу и детям! Почему Они пришли за нами? Что мы такого сделали?

– Заткнись, я сказала! – прогремела Балка.

Но женщину было уже не остановить. Она визжала, визжала и визжала так, что, казалось, сейчас лопнут барабанные перепонки. Роза в темноте нашла мою руку и сжала ее.

Балка не выдержала. Скинула женщину на пол и встряхнула.

– Ты здесь ни при чем! Это Они. Им нужно кого-то ненавидеть. Убивать. Для Них мы все преступницы.

– Только не я! – возмущенно воскликнула Роза.

– И не я! – хрипло хихикнула бандитского вида девушка, двумя пролетами дальше. Винкель у нее был зеленым, и всем хорошо было известно, что список ее правонарушений был длиннее, чем рулон туалетной бумаги.

– Мне приходилось воровать яблоки, – раздался скрипучий голос снизу. – Они были кислыми, как уксус, от них сразу желудок сводило, но мы все равно каждую осень крали их.

– Идиотки! – Балка сложила руки на груди. – Я не о том. Если кто-то из вас стащил тюбик губной помады из магазина, или пенсию старухи, или даже пришил свою мамашу… не важно. Что бы мы ни творили раньше, это не важно. Мы с вами здесь не за реальные преступления.

В бараке повисла мертвая тишина. Не слышно было даже хруста соломы.

Балка любила внимательную аудиторию:

– Разве вы до сих пор еще не заметили, что Им безразлично, кто мы такие и что сделали? Мы здесь просто потому, что существуем. Для Них мы не люди. Вот ты, Роза-мимоза со своими благородными манерами, этикетом и прочей ерундой, ты думаешь, Они согласились бы выпить с тобой чаю? Это все равно что Они стали бы спрашивать у крысы, какой вилкой есть рыбу!

– Как грубо, – сказала Роза, хотя было непонятно, относилось ли это к языку Балки или к трапезе с крысой.

– Грубо? – буквально выплюнула это слово Балка. – Грубой будет наша смерть!

– Но Они же не всех нас хотят убить, – рискнула заметить я.

– Только до тех пор, пока мы им полезны, портняжка. А что с тобой будет, когда им надоест играть в переодевания? Думаешь, тебя отпустят? О, люблю этот момент. Ты вылетишь в трубу, как все остальные.

– Заткнись! – крикнула я, затыкая свои уши ладонями. – Заткнись, заткнись, заткнись, не говори о трубах!

В следующую секунду Балка уже тащила меня вниз, и я пересчитывала своим позвоночником все деревянные перекладины. Едва я успела коснуться ногами пола, как Балка уже врезала мне кулаком по лицу и заорала:

– Я здесь главная, и это только мне решать, кто здесь должен заткнуться, ясно?

Затем отпустила. Я рухнула на пол мешком. Балка посмотрела на меня и вздохнула.

Похоже, что, ударив меня, она моментально остыла, вся злость вытекла из нее словно желтая жижа из стоявшего в углу барака туалетного ведра.

Я дрожала, когда Балка помогла мне встать и забраться обратно на полку. Она повернулась к женщине, из-за которой все началось:

– Вы все, вбейте это в свои пустые головы: больные, которые сослали нас сюда, настолько переполнены ненавистью, что им все равно, на кого ее выплескивать. Если бы не другая национальность, другая религия или еще что, они придумали бы новые критерии. Сейчас они изрыгают это на нас. В следующий раз это будут нищие, потом…

– Я хочу домой! – заныла несчастная женщина и снова зарыдала.

– А я хочу убить каждую тварь в этой дыре голыми руками, – вспыхнула Балка. У нее были большие руки, с обеденную тарелку каждая. – Но лучшее, что мы можем сделать, – это жить. Ты слушаешь меня? Единственный способ победить Их – это не умереть. Так что заткнись и думай о том, как тебе выжить, несчастная корова. И дай нам поспать.

Я постепенно начинала забывать о том, что где-то существует другой мир, в котором люди ездят на поездах не в лагерь за колючей проволокой, а в города с красивыми магазинами или к морю. Где можно ходить в приличной одежде и спать в своей кровати, ужинать со своей семьей. Жить нормальной жизнью.

Роза говорила, что книги – это жизнь. Но я знала кое-что получше. Работа – это жизнь. И что бы ни приказывала мне сделать Марта, я всегда отвечала: «Я могу это сделать».