— По-моему, это событие необходимо отпраздновать! — весело сказала мама Розы. — Роза, поухаживай за Эллой. Найди для нее стул раньше, чем она свалится с ног от усталости. Вы есть хотите? Впрочем, что это я — конечно, хотите. Мы все хотим есть, наголодались в войну. Короче говоря, я отправляюсь в кондитерскую лавку. Сладкие булочки с глазурью для всех и… шампанского для бедняков — гулять, так гулять! Шампанское для бедняков — так называют лимонад, — доверительным тоном сообщила она нам, потом поцеловала Розу, поцеловала меня, послала воздушный поцелуй всему свету и, пританцовывая, отправилась в кондитерскую.
Мне сразу захотелось, чтобы у меня тоже была мама. Может, Роза со мной поделится?
Позднее, когда сладкие булочки были съедены, а лимонад выпит, наступило время вопросов и рассказов. Оказалось, что столько всего произошло! Я услышала о том, как Роза приняла лекарства, которые я для нее достала, и как они помогли ей выжить в долгом путешествии из Биркенау.
— Ты можешь мной гордиться, я поделилась с другими не больше, чем половиной витаминов, — похвасталась она.
Итак, Розу вместе со всем госпиталем увезли в вагонах из-под угля в другой концентрационный лагерь… потом в другой… в третий, и каждый новый лагерь оказывался еще более переполненным, и порядка в нем было еще меньше, а хаоса больше, чем в предыдущем. Наконец, последний лагерь, в котором оказалась Роза, освободили.
— Они пришли туда на танках, с флагами и все такое, — сказала Роза. — Я потянулась, чтобы в знак благодарности поцеловать ближайшего ко мне солдата. Он невольно сморщил нос — неудивительно, ведь я таким толстым слоем грязи к тому времени заросла, несколько сантиметров, не меньше! — но поцеловать себя все же дал, бедняжка. А можешь ты себе представить, каким блаженством было надеть на себя настоящую одежду? Ну конечно, можешь! Между прочим, я до сих пор не могу заново к лифчику привыкнуть, бретельки все время с плеча сваливаются. Ну, ладно, что мы все обо мне да обо мне? О себе расскажи!
— Ну, я солдат не целовала, — сказала я, притворяясь обиженной.
— Нет, глупая. Как тебе удалось выбраться?
— Нас из Биркенау выводили пешком, — коротко сказала я. — По дороге я потеряла из вида всех наших, кроме Марты.
— Ну, она-то выбраться сумела, кто бы сомневался!
— Не сумела. Но в самом конце пыталась спасти меня от пули, вот хочешь, верь — не хочешь, не верь.
— Слава богу, что она это сделала, — испуганно ахнула Роза.
Я решила, не время сейчас рассказывать ей про Карлу и тот ее последний, почти роковой для меня выстрел.
* * *
Мама Розы объявила, что фермерше, которая спасла мне жизнь, не дав замерзнуть в снегу, нужно поставить памятник.
— Я непременно вставлю твою Флору в мою следующую книгу! — воскликнула она, салютуя поднятым вверх стаканом лимонада. — Миру необходимы рассказы о настоящих героях. Особенно о тех, кто умеет отличить, где у коровы рога, а где хвост. Лично мне такое не под силу.
— Никогда не верила тому, что рассказывала Роза, — рассмеялась я, — но, как выясняется, вы на самом деле писательница, а Роза действительно графиня, и вы с ней живете во дворце, да?
— Ну конечно, моя дорогая, — даже обиделась слегка мама Розы. — А как же иначе?
— Элла еще не научилась понимать суть историй, мама, — заметила Роза. — Нам нужно будет над ней поработать.
— Ой, только не говори мне о работе, — сказала ее мама. — Ты видела, в каком состоянии этот дом? Нам придется сто лет скоблить, мыть и чистить, чтобы привести его в порядок. Как ты думаешь?
— Да! — воскликнула Роза, вскакивая на ноги. — А ты что думаешь, Элла? Вот смотри, эта передняя комната со временем станет торговым залом, где будут выставлены лучшие наши платья. А пока что, я думаю, можно будет поставить здесь наши с тобой рабочие столы, чтобы посетители могли своими глазами наблюдать за тем, как создаются наряды. Между прочим, мама присмотрела на рынке швейную машину — подержанную, но в хорошем состоянии. Завтра все вместе пойдем покупать ее.
— Еще одна Бетти? — улыбнулась я.
— Еще одна Бетти! — кивнула Роза и, сразу посерьезнев, спросила: — А ты о своих дедушке и бабушке узнала что-нибудь?
— Пока что нет. Дома их не оказалось, я спрашивала у всех, кого встречала, но никто ничего не знает. Буду продолжать искать их.
— А мы тебе поможем, — сказала мама Розы. — Прочешем весь мир, чтобы узнать о твоей семье. У меня остались кое-какие связи. Словом, если твоих родственников можно будет найти, мы их отыщем, обещаю.
Роза посмотрела на свою маму и ничего не сказала. Я подумала, что, возможно, они уже искали, но не смогли найти ее папу. Возможно, они его так никогда и не найдут. Расспрашивать о нем я, разумеется, не стала, впереди достаточно времени, чтобы выслушать эту печальную главу их семейной истории.
* * *
Это было ошеломляющее, ни с чем не сравнимое ощущение — сидеть в пустом магазине и сплетать будущее из слов, украшенных мечтами. Мы проговорили весь день, пока на улице не зажглись фонари. Каким мягким и приятным был их свет по сравнению с острыми, режущими глаз лучами прожекторов на сторожевых вышках Биркенау!