Алая река

– Короче, пошел я в этот дом. В переулке рядом с Мэдисон, – начинает он. – Ну, где три «Б» на стене. Стучусь в фанерку. Появляется Макклатчи. Весь обдолбанный. Ладно, думаю, это мне на руку. У него бдительность на нуле. Макклатчи мне кивает, спрашивает: «Ты кто?» Ну понятно: где ему меня узнать? Я говорю: «Я эсэмэсил. Насчет перепихнуться». Вижу – он еле-еле на ногах держится. Однако выдавливает: «Угу». А сам ни с места. Я: «Ну так что? Будет мне девочка или как?» Он: «Будет. Заходи».

Захожу. В доме несколько уже кайф ловят, еще двое колются. На меня ноль внимания. Макклатчи приваливается к стенке и отключается. Холод собачий. Воняет дерьмом. Трясу этого урода за плечо. Он глаза открывает, моргает. «Где, – говорю, – твоя мобила? Хочу еще разок на девочек взглянуть». Он достает сотовый, открывает свой каталог. Листаю. Все женщины, которых он мне в прошлый раз показывал, на месте. А Кейси нет. Ну, думаю, попал я. Если сейчас его про Кейси спрошу – он смекнет, что мы с тобой заодно. А потом рассудил: а что мне терять? Нечего. Вдобавок он под кайфом – может, и не сообразит. И спрашиваю: «А рыжая где? В прошлый раз она мне глянулась». Макклатчи еле ворочает – что мозгами, что языком. «А, – говорит, – Конни!» «Значит, – уточняю, – ее Конни звать?» Он: «Конни… того… выбыла из строя». И голову наконец-то поднял. И знаешь, Мик, – лицо у него было как у коршуна, который жертву заприметил. Совсем другое лицо, короче. Он даже глаза в кучку собрал каким-то чудом.

Тут двое восстали из мертвых и тоже на меня вылупились, будто я им всю идиллию нарушил. Будто от меня все проблемы. То было тихо-мирно, и вдруг изменилось что-то в комнате, понимаешь, Мик? А Макклатчи спрашивает: «Чего тебе далась эта Конни? Другую выбери». Я: «Не знаю. Люблю рыжих, что ж теперь со мной поделать?» А сам боком, боком – и к выходу. С Макклатчи глаз не свожу – вдруг у него нож или еще что? Вижу: он очухивается. Шагнул ко мне, встряхнулся. И спрашивает: «Тебя кто подослал? Сеструха ее? Ты легавый, что ли?» Тут я и свалил. Знаешь, Мик, колено-то мое, оказывается, работает не хуже прежнего. Бегу, а вслед несется: «Ты легавый, да? Легавый, так тебя растак?!»

Трумен смотрит на меня, почесывает щеку.

А мне кажется, что по венам и артериям вместо крови ледяную воду пустили.

– Что это значит – выбыла из строя? Что это значит, Трумен?

Ответа мы не знаем – ни я, ни он.

В свою очередь, рассказываю ему про Саймона.

– Поехал в Кенсингтон. Прямиком. Петлять даже не думал. Я его упустила.

– Очуметь, – комментирует Трумен.

– Ему в Кенсингтоне делать вообще нечего. Он к Южному отделению приписан. К Южному, – повторяю я.

* * *

Заруливаю на парковку перед шеренгой убогих заведений: китайская едальня, прачечная самообслуживания, магазин «1000 мелочей», кафе «Данкин донатс». Надвигаю бейсболку на самый нос – не хочу, чтобы меня заприметил кто-нибудь из завсегдатаев. Хлопает дверца соседнего автомобиля. Утыкаюсь подбородком в грудь.

– По-моему, пора, Мики.

– Что пора?

– Пора рассказать все Майку Ди Паоло.

Качаю головой.

– Нет. Не надо.

– Надо. Ди Паоло славный парень. Я его с детства знаю.

– Мало ли кто кого с детства знает…

– Хорошо. Какие еще варианты, Мик?

– Разбираться самим. Без посторонних.

– Допустим, мы так и будем делать. Допустим, ты вычислишь убийцу. И что дальше? Ты с ним лично поквитаешься? И сядешь до конца своих дней? Нет, так не пойдет. Сама знаешь, почему.

Высказавшись, Трумен умолкает.

– Ты ему действительно доверяешь?

После продолжительного раздумья он произносит:

– Да. Ди Паоло в спортивных играх никогда не мухлевал.

– Чего он не делал?

– Не жулил, говорю, Ди Паоло, даже когда мы с ним пацанами были.

– Ну а ты сам? Тебе что – охота впутываться? Есть риск работу потерять, Трумен. Мы действуем не по протоколу.

– Мне уже всё равно, Мики. Я в полицию не вернусь.

Так вот оно что… А я всё голову ломала.

– Почему?

– Не хочу, – напрямик отвечает Трумен. – Оно ведь как? Ладишь с ребятами. На грубость от начальства не нарываешься. Всем вроде приятель. Идешь словно по ровной дорожке – и забываешь, что система-то подгнила. Я не про Филадельфию. Не про эти конкретные убийства в Кенсингтоне. Я про систему в целом. Нельзя столько власти в одни руки, особенно когда эти руки – грязные. Разладилось что-то, причем, похоже, в самой середке. – Трумен переводит дыхание. – Мик, я сна лишился. Понимаешь, почему? Люди гибнут. Не только женщины. Вообще люди. Ни в чем не повинные. Безоружные. Вот и не спится.

Кажется, впервые он раскрыл свои убеждения.

Мне ответить нечего.

– Я сейчас легко могу уйти. Пенсию уже заслужил. Захочу – другую работу найду. Зато спать буду спокойно.

И добавляет:

– Люди гибнут. Кругом. Каждый день.

– Понимаю.

Пожалуй, и впрямь надо обратиться к этому Ди Паоло.

* * *

Итак, Трумен звонит своему приятелю. Мы всё еще в «Ниссане», едем к моей машине.

– Слушай, Майк, тут одно дело, – говорит Трумен в трубку. – Не из тех, которые на планерках обсуждают. Можешь подскочить в «Герцог» сегодня вечером?