Алая заря

В этом самом овраге, неподалеку от проспекта Аренерос, рядом со складом, где штабелями лежат почерневшие от времени деревянные балки, находился двор, а в нем — таверна с помещением для игры в кегли и просторный сарай, куда загоняли овец во время промывки шерсти. Кегельбан был в центре, справа от него располагалась сама таверна, а слева — сарай. Официально заведение это называлось «Заря», но большинству посетителей оно было известно под именем таверны Чапарро. Фасадом своим таверна была обращена к проспекту Аренерос, куда вел узкий проход, обнесенный заборами. Перед входом была лестница в несколько ступенек, а над дверью — сильно попорченная временем и облупившаяся вывеска. Прихожей служило тесное помещение с маленьким оконцем во двор. Каждое утро на середину зала выставлялись жаровни, где в специальных чугунках готовилась еда для грузчиков — постоянных клиентов этого заведения.

Внутреннее оборудование таверны обнаруживало некоторую претензию на роскошь и комфорт: нижняя часть стены была выложена изразцовыми плитками; зимой сюда выносили небольшую печурку; подле окна с незапамятных времен стояли неисправные часы в огромном, ярко размалеванном футляре.

Сарай находился в противоположном конце двора. Его дощатые стены были выкрашены в красный цвет. Посреди крытой оцинкованным железом крыши торчала толстая труба с колпаком и четырьмя проволочными креплениями.

Кегельбан служил своеобразным коридором между сараем и таверной. Чтобы попасть в него, нужно было миновать проделанные в красном крашеном заборе ворота с аркой. Внутри кегельбан разделяла высокая перегородка из полотнищ, натянутых на огромную раму. В самом конце, на возвышении со ступеньками, располагались зрители. Позади кегельбана стоял небольшой белый домик, утопавший в зелени, за ним — старая полуразрушенная теплица, а рядом с нею — колодец с колесом, подававшим воду на несколько огородных участков. Тут же, наполовину скрытая высокими подсолнечниками, виднелась поломанная двухместная карета, заляпанная грязью, с открытыми настежь дверцами без стекол, служившая убежищем для кур. Сарай, таверна и кегельбан принадлежали одним и тем же хозяевам, двум компаньонам, которые жили в домике, увитом зеленью.

Компаньоны были людьми, можно сказать, диаметрально противоположными. Одного из них, белокурого, довольно плотного мужчину с бакенбардами, звали Англичанином; другого, худощавого, с маленькими красными глазками на рябом лице — Чапарро. Оба когда–то служили официантами в кафе. При всем различии ума и характера они прекрасно понимали друг друга.

Чапарро постоянно находился в таверне; Англичанин — на кегельной площадке; Чапарро носил фуражку, Англичанин — соломенную шляпу; Чапарро не курил, Англичанин не выпускал изо рта длинной трубки; Чапарро предпочитал одеваться во все темное, Англичанин любил светлую просторную одежду; Чапарро всегда был в дурном настроении, Англичанин — неизменно весел; Чапарро считал, что в мире все плохо, Англичанин верил, что все в мире устроено хорошо. И вот, несмотря на столь разительные противоречия, эти люди великолепно уживались.

Чапарро беспрестанно трудился и всегда был в движении, Англичанин же, обладавший более спокойным темпераментом, наблюдал за игрой в кегли, почитывал газету, нацепив на нос очки в темной оправе, или поливал цветы, которые росли у него в ящиках и в огромных каменных вазонах, оставшихся, вероятно, от прежнего владельца, и, кроме того, он размышлял. Но чаще всего он даже этого не делал, а шел себе в овраг, растягивался где–нибудь на припеке и лениво созерцал дальние цепи гор и волнистую линию мадридских полей под сверкающим куполом лазурного неба.

Однажды Хуан прогуливался по проспекту Аренерос с одним художником–декоратором, с которым он познакомился на выставке. Они увидели игорное заведение Англичанина и решили туда зайти.

— Может быть, нам удастся что–нибудь перехватить, — сказал Хуан.

— Кажется, тут никто не обслуживает, — отвечал товарищ.

Они подозвали мальчика, собиравшего шары.

— Вот таверна, вы можете подождать на воздухе

Друзья устроились под зеленым виноградным навесом и продолжали разговор. Собеседник Хуана был человек с большим жизненным опытом: он жил во Франции, в Бельгии, исколесил всю Америку; сотрудничал в анархистской газете, подписывая свои статьи псевдонимом «Либертарий». Он написал хвалебную рецензию на скульптурную группу «Бунтари», а потом разыскал Хуана, чтобы познакомиться с ним.

Усевшись под навесом, Хуан внимательно слушал Либертария. Это был высокий худой мужчина, с кривым носом и длинной бородой. Обычно он говорил шутливо–ироническим тоном. Поначалу могло показаться, что за шутливостью скрывается равнодушие, на самом же деле это был настоящий фанатик. Желание убедить собеседника заставляло его переходить от иронии к сарказму. Во время разговора он непрестанно теребил тонкими длинными пальцами свою мягкую, вьющуюся бороду, делавшую его похожим на пророка.