ЭХО КАНУННОГО МИРА

(Роман Ионела Теодоряну «Меделень»)

Если правда, что произведение искусства обладает неповторимой аурой (как полагал Вальтер Беньямин), таинственной дымкой, окутывающей неизбывное чувство «ностальгии по лучшей природе», то в мире «Меделень» такой аурой стал свет заходящего солнца. Однако свет этот не вечерний, денной, поскольку он не соотносится с грядущей ночью, а довлеет себе как праздничный канун. Это русское слово — «канун» — необыкновенно полно передает смысл «Меделень». Канун соединяет в себе два значения: празднование, мирской пир, торжественное моленье и печаль утраты, панихиду, «кутью по усопшем». Именно эти два смысла заключают в себе тональность истории летних каникул, проведенных Дэнуцем, Ольгуцей и Моникой в поместье Меделень.

Условие кануна — знание дня последующего, переживание его уже раньше срока. Ионел Теодоряну определил «Меделень» как «трилогию, посвященную тому поколению молдаван, чье детство пришлось на время устаревших теперь вальсов и патриархальных каминов, юность была искалечена первой мировой войной, а жить оно начало в ритмах джаз-банда». «Меделень» — это канун величайших трагедий века, это мир гармонии, которому суждено погибнуть, и он знает об этом.

Поэтому Ионел Теодоряну, радуясь вновь обретенному раю детства, не забывает, что это происходит лишь в воображении, тогда как наяву — он изгнанник из своего рая. История «Меделень» становится историей о «потерянном рае».

Появление сегодня романа румынского писателя в русском переводе может показаться неожиданным. Почему именно Теодоряну? Что это — игра случая или таинственный телеологический знак? Видимо, все-таки знак, ибо, прочитав книгу, написанную почти семьдесят лет назад и принадлежащую во многом иной культурной традиции, читатель наш, несомненно, отыщет в ней глубокие созвучия своему мироощущению и тем самым подтвердит загадочную «целесообразность» появления «Меделень» в нашей культуре. Об этих созвучиях нам бы и хотелось поразмыслить.

* * *

Ионел Теодоряну — один из тех писателей, чье значение возрастает в определенные периоды истории. Любопытно, что новое осмысление творчество писателя получило на родине именно в настоящее время. В 1968 году «Литературное издательство» в Бухаресте выпустило в свет «Избранные произведения» И.Теодоряну в серии «Румынские писатели». В Энциклопедическом словаре 1978 года издания о И.Теодоряну можно было прочитать, что он — «румынский писатель. Брат Александру О.Теодоряну, участник кружка «Румынская жизнь», автор лирической и метафорической прозы, ностальгически воспроизводящей мир детства и юности». И вот в 1985 году издательство «Румынская книга» публикует трилогию «Меделень» в самой почетной серии — «Великие румынские писатели». Из обширного исследования, предваряющего издание, становится ясно, что Ионел Теодоряну приобщен к высокой классике. Трилогия «Меделень» признается одним из самых лучших румынских «романов воспитания». Внимание критиков сосредоточивается на понятии «меделенизм», под которым понимается «особая система этических, эстетических и социальных взглядов И.Теодоряну».

Эти взгляды во многом определялись тесными связями писателя с кружком «Румынская жизнь». «Виаца ромыняскэ» — литературный и научный журнал, выходивший с марта 1906 года по август 1916-го, а затем, после длительного перерыва, с сентября 1920-го по сентябрь 1940 года, сначала в Яссах, а с 1930 года в Бухаресте. Во главе этого издания стояли К.Стере, Паул Бужор, И.Кантакузино, Гарабет Ибрэиляну, М.Раля, Дж. Кэлинеску.

Бесспорно, взгляды И.Теодоряну нельзя рассматривать лишь в контексте социально-политических и эстетических идей «Румынской жизни», однако концепция попоранизма оказала на писателя ощутимое влияние, в первую очередь, в эстетике. Характерно в этом отношении понимание Ионелом Теодоряну связи между традицией и современностью. Традиция, прошлое в эстетической системе писателя является тем самым канунным миром, хранящим в себе подлинную нравственность и добродетель «золотого века». «Золотой век» осмысливается в метафоре детства, солнечного Эльдорадо, потесненного грубой материалистичностью современности. Отсюда и переживание канунного мира как трагедии потерянного рая.

Мир «Меделень» — не просто бытописание некой патриархальной идиллии, помещенной в добрые старые времена и заполненной знакомыми нам по литературе символами: тучные луга, обильные яства, преданные слуги, французская речь и завидные манеры. Будучи миром канунным, «Меделень» несет на себе постоянную печать дня грядущего, все отягощено предчувствием, ожиданием его прихода.