Алатырь-камень

Посох… О его загадке теперь тоже никто ничего не узнает. Мертвые волхвы не любят выдавать тайны, даже когда они чужие. Хотя нет. Особенно когда они чужие. Так, пожалуй, честнее.

Свидетелей его последнего боя тоже не было. Ни одного. Своего юного помощника Радомира, выросшего в статного юношу, Всевед еще загодя отправил в Рязань упредить Константина о нависшей опасности.

Вот только почему-то парень передал, что монголы, если Всевед не сумеет их удержать, пойдут не на Рязань, а в сторону Исад, а то и дальше, забирая еще правее. И отлавливать их лучше всего у бродов, потому что если они затеряются в глухих дебрях Мещеры, то найти их будет значительно сложнее. А все остальное он, Всевед, передаст Константину сам, когда они встретятся.

Это была еще одна загадка. Ну зачем монголам нищая Мещера с ее непролазными болотами и полным отсутствием городов?! Всевед ошибся? Это звучало еще невероятнее. И тут ответа нет, да, пожалуй, уже никогда и не будет.

Последний же секрет заключен в самом бое. Малую дружину, которая оставалась в городе, в первый и пока что в последний раз повели в бой оба — и воевода, и царь. Константин не мог оставаться в стороне — не по чину, а Вячеслав напирал на то, что он еще не имел с монголами дел на практике, что совершенно неправильно.

— Я верховный воевода, поэтому обязан хоть раз встретиться с потенциальным врагом самолично. Пойми, мне просто необходимо пощупать его за вымя, — убеждал он Константина.

Вячеслав не умолкал до тех пор, пока Костя не махнул рукой, заявив, что так и быть — пойдем вместе. Споры не мешали сборам, и ни одной минуты не было истрачено зря. Но они все равно не успели.

Когда русская лава с яростными воплями «Рязань» растеклась по полю, беря степняков в смертельное полукольцо, Всеведа в живых уже не было. Приняв последний неравный бой, он остался стоять у края дубравы, пригвожденный к дубу семью стрелами. Рядом с ужасом, застывшим на лицах, валялись мертвые монголы. Было их семнадцать человек.

Впрочем, остальные тоже не оказывали того сопротивления, которого следовало бы ожидать. Они испуганно отмахивались саблями, как-то обреченно стреляли из луков. Ни дать, ни взять, неумелая стража торгового каравана, нанятая по дешевке экономным купцом, при налете хорошо вооруженной банды.

И это была еще одна загадка, на этот раз последняя, спросить о которой было не у кого, потому что, увидев мертвого Всеведа, рязанцы пленных не брали. Ни одного. Уже потом, слегка остыв, Константин ругал себя за это. Подумаешь, дали бы пожить лишних несколько часов пятку-другому. В конце-то концов и их бы прикончили, но вначале поговорили. За жисть. Тем более что поджаренные пятки очень располагают к неторопливому задушевному разговору. Но что уж теперь…

А потом пришел час похорон.

Их было трое — ведьмак, юный помощник Всеведа Радомир, и он сам — но не царь всея Руси, а просто человек, внезапно узнавший о смерти одного из своих лучших друзей.

Маньяк покосился на небо, стремительно чернеющее от наползающих туч, и присвистнул, обращаясь к Константину:

— Ох и ночка ждет нас с тобой.

Сочувственно поглядывая в сторону Радомира, продолжавшего сидеть возле тела Всеведа, Константин спросил:

— А чего делать-то надо? Ты хоть подскажи.

Ведьмак недоуменно повернул к нему голову и удивленно переспросил:

— Ты и в самом деле не ведаешь, или шутки шуткуешь?

Константин виновато пожал плечами:

— Да откуда же мне знать-то.

— Однако достался мне напарничек, — хмыкнул Маньяк и пояснил: — Деревья для погребального костра ломать надо. Видишь, — кивнул он на мрачнеющее небо. — Перун уже брови хмурить начал, торопит нас.

— А чем ломать-то? — с недоумением спросил Константин. — Ни пилы, ни топора, а они вон какие здоровые.

— А руки с плечами на что? — пожал плечами Маньяк.

Константин посмотрел на него как на сумасшедшего, но тот, не обращая на него внимания, дошел до ближайшего дуба-великана, уперся в ствол руками и принялся энергично толкать его в сторону поляны, намеченной для костра. Дуб не поддавался. Тогда ведьмак, еще крепче упершись ногами в землю, навалился на дерево всем телом.

Прошла секунда, другая, третья, и вдруг раздался ужасный треск. Огромные корни, иные толщиной с туловище взрослого человека, с неохотным кряхтеньем медленно вылезали из земли, а сам дуб все сильнее клонился набок, пока не рухнул окончательно, заняв добрую половину свободного места на поляне.

— Теперь ты давай, — кивнул Маньяк на соседнее дерево.

— Что… давай? — вновь не понял Константин.

— Что-что! Дуб ломай! Чтокает он тут! — рассердился от такой бестолковости ведьмак.

— Думаешь, у меня получится? — неуверенно произнес Константин, в голове которого до сих пор не укладывалось только что увиденное, но, напоровшись взглядом на суровое лицо Маньяка, поправился: — Я, конечно, попробую, но…

— Давай-давай, не болтай попусту, — поторопил тот.