По возвращении в Москву семья Конёнковых получила великолепную квартиру и громадную мастерскую в самом центре столицы, на улице Горького. Разумеется, советские художники отнеслись к этому с раздражением: реэмигранты, проведшие страшные годы войны в сытой и спокойной Америке, теперь получили все, а они, бывшие со своими народом и разделившие с ним все тяготы, – значительно меньше. Хотя справедливости ради стоит заметить, что советские художники, члены Союза художников СССР в своей основной массе не были обделены вниманием власти, но тем не менее особое покровительство властей Конёнкову им показалось вопиющим.
Конфликт разгорался.
И вновь все в свои руки взяла Маргарита Ивановна. Чтобы оградить семью от необоснованных нападок, она написала письмо «лично товарищу Берия» с просьбой учесть «ее заслуги и заслуги С. Т. Конёнкова перед Родиной». Была немедленно проведена разъяснительная работа, и склока довольно быстро затихла.
О связи Маргариты и Эйнштейна в Москве, конечно, говорили многие, также стало известно, что, узнав об их отношениях только по возвращении на родину (невероятно, но факт), Сергей Тимофеевич был готов расстаться с супругой, но семейный разлад не получил продолжения (видимо, с Конёнковым тоже была проведена разъяснительная работа), и тема была закрыта раз и навсегда.
На вопрос, продолжалось ли общение между Конёнковой и Эйнштейном, следует ответить: разумеется, да. Но представление об их переписке мы имеем весьма отрывочное и одностороннее.
«Любимейшая Маргарита!
Я долго размышлял над тем, как я смогу решить эту проблему: ты не получаешь моих писем, я не получаю твои или мы оба ничего не получаем. Но, несмотря на то что люди говорят о моем остром научном уме, я совершенно не в состоянии решить эту задачу. Это письмо я пишу на тот случай, если моя гипотеза найдет подтверждение. В настоящее время я читаю научный труд о магии и предрассудках всех народов во все времена. Эта книга меня убедила в том, что на месте черта сидит кто-то, кто позволяет исчезать твоим и моим письмам. Это, возможно, дойдет…
Я надеюсь, что ты найдешь на старой родине, к которой ты так сильно привязана, новую, радостную жизнь…»
По понятным причинам переписка Альберта Эйнштейна и Маргариты Ивановны перлюстрировалась. Известно, что незадолго до своей смерти Конёнкова уничтожила все свои письма к Эйнштейну, а выставленные в 1998 году на торгах
Маргарита Ивановна Конёнкова скончалась в Москве в 1980 году от истощения. В последние годы жизни она не выходила из своей квартиры, и ей оставалось лишь слушать сквозь стену рассказы экскурсоводов, которые водили немногочисленных посетителей по музею-мастерской ее мужа, «русского Родена» Сергея Тимофеевича Конёнкова.
«Не допускайте, чтобы дом превратился в музей». Согласно преданию, эти слова были сказаны Эйнштейном накануне своей кончины, и следует заметить, что его бывший секретарь Элен Дюкас, а также душеприказчик Отто Натан приложили все усилия, чтобы личность ученого так и осталась тайной, биография – почти житийным повествованием, а репутация – безупречной.
Биографы Эйнштейна Пол Картер и Роджер Хайфилд замечали в этой связи: «Биографы и исследователи творчества Альберта Эйнштейна, желавшие получить дополнительную информацию о его жизни или воспользоваться тем, что он написал, неизменно обнаруживали, что их попытки наталкиваются на неожиданные препятствия. Основные источники информации либо скрывали, либо подвергали цензуре».
Чего же так боялись Дюкас и Натан?
Разглашения неких подробностей личной жизни нобелевского лауреата? Проявления в частной переписке образа совсем другого Эйнштейна – не столь симпатичного в общении, вовсе не столь либерального, а порой и просто жестко авторитарного? Вполне возможно.