Алчность

–Экий я балван! – корил себя Архипов. Нужно было ехать в управление полиции и раздавать интервью о поимке душегуба. А он решил, что убийца и так поверил. Это был его промах. И серьёзный, непростительный. Итак, убийца проследил за ним, увидел его беседу с юродивым. Слышать он её не мог, рядом никого не было. Значить просто видел. Что он мог увидеть такое, что его испугало? Он мог видеть, что мы роемся в месте бывшей ямы. Но бояться, что Гришка расскажет что–то внятное – это абсурд. Он мог видеть монету, которая пропала. Зачем ему монета? Не зачем. Монета может понадобиться только двум людям это самому Архипову и Одинцову, так как без нее нет улик против него по делу смерти генерала Рванцева. Но полагать, что это мог сделать Одинцов это глупо – Одинцов был дома. Да и в целом подозревать генерала это нелепо, хотя улики…Здесь Архипов задумался. Надо проверить. Он не смотря на поздний час, поехал в полицейский участок, относящийся к домовладению Одинцова. Дежурный вскочил, увидев следователя главного сыскного управления. Архипов был краток:

– Городовой, дежуривший у дома генерал Одинцова, где?

– Тут–с. Спит, господин следователь. Домой ему далече вот он и спит значить тут.

– Проводите!

Дежурный быстро рысью двинулся по коридору.

– Потапов! Васька, – гаркнул он. – Да вставай ты увалень. Начальство видеть хотят!

Через секунды три грохота, суеты и шёпота на пороге кладовки стоял городовой Потапов.

– Василий, как Вас по батюшке? – спросил Архипов.

–Фёдорович, – гаркнул городовой.

– Да, Василий Фёдорович, вспомните! Вы сегодня были в карауле возле дома генерала Одинцова.

– Так точно!

–Генерал никуда не отлучался?

–Никак – нет! – еще громче закричал он спросони.

– Вы уверены, что генерал не выходил из дома? Я спрашиваю Вас ещё раз, дабы Вы успокоились и хорошенько вспомнили.

– Я Ваше благородие спокоен и отвечаю точно–с!

Архипов услышал в ответе обиду этого бравого служаки. Он де старается, а его не ценят. Сомневаются в нем. Следователь улыбнулся:

– Вы молодец Потапов! Хвалю Вас за точное несение службы! А может, кто из слуг выходил?

– Никак нет, – ответил тот. – Вот мальчик приходил.

Архипов пристально посмотрел на Потапова.

– Что за мальчик?

– Разносчик газет. Слуга генерала подозвал мальчишку с газетами, купил газеты и мальчик ушел.

– И все? – спросил Архипов.

–Так точно–с!

– Итак, получается, что генерал был дома неотлучно и ни с кем не общался, – сказал Архипов. Городовой в это время немного кашлянул: – Ваше благородие, они были дома–с, а вот общаться – общались. Они не ходили. К ним ходили.

Архипов смотрел на городового и поражался, как этот человек мог попасть в полицию? Как он может вести сыскное дело, когда у него мышление не быстрее чем у бычка трехлетка. В этом вся беда российской полиции. Пока на службу будут принимать опричников, которым думать вредно и нечем – правового государства не будет, так как государство, набирая таких защитников закона, готовится защищаться от граждан, а не защищать их. Поэтому граждане не верят государству и побаиваются полицию.

–А ходил к ним кто? – еле сдерживаясь, спросил Архипов.

– Так поп. Виноват – этот, священнослужитель Ваше благородие, – довольный своим уточнением сказал Потапов.

– По какому праву пустили? Кто дал разрешение? Вам же было сказано, что генерал под домашним арестом. Почему нарушили приказ? – взревел Архипов.

Городовой, услышав крик, сразу определил, что перед ним большой начальник, и вытянувшись в струнку и глядя стеклянными глазами, на одном выдохе, он отрапортовал.

– Так точно! Был получен приказ о домашнем аресте. Велено никого не пущать и не выпущать без разрешения следственной управы. Согласно уложению 3 о содержании арестантов, сказано, что к лицу подследственному, как и к осужденному в камеру допущать без особого разрешения токмо следователя и священника. Так что священник и был допущен Ваше благородие!

– Потапов, – закричал следователь. – Так это в тюрьме можно попа звать без допуска, в тюрьме!

– Виноват! Однако в уложении 3 не сказано, можно или нельзя допускать попа при домашнем аресте. А коли не сказано, то, что не запрещено, автоматически дозволяется.

– Слушайте Потапов, ну вы же полицейский, прописать все нельзя. Ну, нигде же не запрещается ковырять в ухе ножом, Вы же не ковыряете. Знаете почему?

– Никак нет Ваше благородие.

–Да потому что ковырять ножом в ухе опасно. Есть же здравый смысл на все, – кричал Архипов.

– А вот мой шурин ковыряет ножом в ухе и ничего Бог миловал, – вставил дежурный.

– О, господи,– Архипов сел. – Так теперь подробно. Это все кто приходил?

– Так точно!

– В каком часу пришел поп?

– С 15до 16 часов.

– Ушел когда?

– Через полчаса.

– Выглядел как?

– Обыкновенно, как батюшка. Виноват! Рост 170–175 см, худощавый, борода густая до живота. Ряса черная, монашеская.

– Так монашеская, или священника?

Городовой побледнел: – Кажись монашеская Ваше благородие. Ой! Монах же не священник и, стало быть, не может быть допущен без разрешения. Виноват! Прозевал!

Архипов смотрел на душевные муки городового, которые были видны в его дергающихся усах и опущенных глазах.