Александр Алехин. Судьба чемпиона

Алехин едва одолел четыре ступеньки, ведущие из зрительного зала на сцену. Небольшое расстояние от края до середины сцены он шел с той преувеличенной осторожностью, которая отличает людей или слишком старых, или изрядно выпивших. Сиамский кот, которого он нес под полой, испуганно прижимался к нему. Обладатель высшего шахматного титула добрался вскоре, слава богу, до спасительного деревянного столика в самом центре сцены и тяжело рухнул в кресло.

Все было готово для игры. На столике расставлены шахматы и часы, разложены бланки: около кресла Алехина была поставлена пепельница. Эйве на сцене не было. Взглянув из-под руки, на которую он оперся тяжелой головой, Алехин увидел противника в зале. Возвышаясь над толпой, голландский чемпион стоял среди зрителей и о чем-то беседовал с женой, сидевшей в первом ряду с фрау Кмох.

До начала партии оставалось несколько минут. Мутными потухшими глазами оглядел Алехин собравшихся зрителей, вдохновленных победой Эйве в десятой партии, посмотрел в угол сцены, где за судейским столиком медлительный Мароци о чем-то совещался с маленьким юрким Ван-Гартеном. Рядом с ними неутомимый Кмох уже начал писать бесконечные корреспонденции.

Взгляд опьяневшего Алехина упал на заднюю стенку сцены. «Опять! – пронеслось в затуманенном мозгу. – Опять нужно будет пять часов смотреть на эту отвратительную картину. До чего надоела! Недаром хотел просить организатора снять ее – до того опротивела! Но удержался: скажут, еще один необоснованный каприз».

На огромном широком полотне выше человеческого роста изображено десятка два древних рыцарей. Разноцветные, расшитые золотом камзолы, ажурные, словно пчелиные соты, воротники, широкополые шляпы с плюмажами. Который раз уже играет Алехин в этом зале, часами сидит рядом с картиной, и каждый раз его пугают эти злые, неодушевленные предки современных голландцев. Густые черные брови, узкие удлиненные лица, острые клиновидные бородки. В глазах ненависть и злоба, сжатые в кулаки руки, поза каждого дышит вызовом. Особенно неприятен один в самом центре картины, видимо, предводитель. Одет изысканнее остальных: полосатый камзол, шляпа с пером, светлые ботфорты, черная перевязь на груди. Сбоку шпага, в глазах безграничная ненависть к Алехину. Кажется, вот-вот выйдет он из рамы и бросится на пришельца, посмевшего обидеть его соотечественника.

Кот Чесс, сперва напуганный толпой и огромным залом, теперь успокоился и, пригревшись на коленях у Алехина, монотонно мурлыкал свою однообразную песенку. Алехин гладил его рукой и тихонько приговаривал:

– Спи, мой маленький, спи, мой хороший!

В этот момент на сцену поднялся большеголовый, коренастый Ландау.

– Добрый день, вельтмейстер! – быстрой скороговоркой приветствовал он чемпиона мира.

– Добрый день, – недружелюбно, немного заплетающимся языком ответил Алехин.

– Где вы были? – спросил Ландау. – Я заходил утром к вам, звонил целый день в отель.

– Я полагал, мой секундант должен знать, где я нахожусь, – явно задираясь, произнес Алехин.

– Я не Шерлок Холмс, я всего лишь скромный шахматный мастер, – возразил находчивый голландец.

Удачный ответ немного развеселил Алехина. Прищурясь, он внимательно глядел на Ландау. «До чего дошло, – думал он, – даже секунданта пришлось брать голландца. А что делать? Французы не нашли средств даже на секунданта. «Дали-бы вам французы деньги, все помогали бы вам, – вспомнил он слова Флора. – Ландау хороший парень, но разве может он в Голландии помогать кому-либо против Эйве».

– Скажите, Ландау, – обратился чемпион мира к секунданту. – За кого вы в душе: за меня пли за Эйве?

– Как секундант, я за вас, но как голландец, я не могу не желать победы Эйве.

– Спасибо за откровенность, – искренне поблагодарил Алехин. – И все же вы должны хоть изредка помогать мне перед партией.

– Я был готов с утра, но не мог вас найти.

– Смотрите, сколько у Эйве помощников, – не слушая объяснения Ландау, показал Алехин в зал, куда только что вошли Флор, Грюнфельд, несколько голландских мастеров. – Меня бросил мой единственный, а у Эйве их у-у!

Ландау предпочел не замечать пьяного задора Алехина.

– Ничего, не пропаду! – оживился вдруг чемпион мира. – Нет! У меня еще есть помощник! Надежный, верный!..

Взяв кота с колен, Алехин посадил его на шахматный столик, посредине между белой и черной армией деревянных фигур.

– Покажи, Чессик, как мне играть? – спросил Алехин, подталкивая кота к черным фигурам. – Посоветуй, какой дебют: славянскую, ферзевый гамбит или… защиту Нимцовича?

Даже в крайнем состоянии опьянения опытный шахматист не произнес названия дебюта, который решил играть. Назвав три защиты, он побоялся причислить к ним защиту Грюнфельда, намеченную им для сегодняшней встречи.

Кот лапкой свалил черную пешку королевского слона. Именно ходом этой пешки начинается упорная, но трудная защита, носящая наименование голландской.

– Что? – вскричал Алехин. – Голландскую? Дурак ты! Ничего в шахматах не понимаешь! А еще зовешься Чесс! Дурак!

Александр Алехин и его любимый кот Чесс.