Александр Алехин. Судьба чемпиона

«Позвольте, сеньор Капабланка! – мог воскликнуть любитель шахмат где-нибудь в штате Аризона, прочитав это письмо. – Ведь вы же сами выработали лондонские условия, сами заставили подписать их всех претендентов. Вы твердо требовали беспрекословного выполнения этих условий со стороны всякого, кто хотел вызвать вас на матч. Сколько интересных шахматистов не смогли сразиться с вами именно из-за этой вашей неуступчивости! А теперь, потеряв корону, вы резко меняете отношение к этим условиям».

Алехин категорически протестовал против изменения условий матча. Потом, почему это Капабланка считал возможном шесть лет лично решать вопросы первенства мира, а теперь лишает этого законного права нового чемпиона? «Я выиграл у вас в честном, тяжелом бою шесть партий, – гневно отвечал Алехин, – и я признаю только того сильнее себя, кто выиграет у меня шесть партий».

Сделав один ошибочный шаг, Капабланка не удержался от другого, на сей раз совсем уж нелепого. «Шахматы погибают, им грозит ничейная смерть, – заявил он в своей широко разрекламированной статье. – Нужна срочная реформа шахмат». И практически приступил к изменению правил. С улыбкой прочли люди, любящие древнюю игру и лучшие художественные творения самого Капабланки, что он недавно сыграл целый матч на новых шахматах с Гезой Мароци. Доска шестнадцать квадратов на двенадцать, играют четыре короля, восемь ладей, тридцать две пешки. Нелегко управлять такой армией: пятнадцать часов длилась каждая партия! Капабланка выиграл матч у Мароци: четыре – один, но очень много проиграл в глазах шахматного мира. «Пока Капабланка был чемпионом мира, он не считал, что шахматы нуждаются в реформе», – спокойно комментировал действия Хосе Рауля Алехин.

И еще одну ошибку совершил растерявшийся экс-чемпион.

Уйди он в подполье», сделай перерыв в практических выступлениях, он остался бы в глазах людей гениальным победителем турнира избранных в Нью-Йорке. «Пусть проиграл он матч, – рассуждал бы шахматный любитель, – но еще ни разу Алехин не становился выше кубинца в турнирах. Одно поражение может быть случайным, дайте возможность этому несравнимому шахматному бойцу еще раз сыграть с Алехиным».

Геза Мароци (1870–1951) – венгерский шахматист, один из сильнейших в мире в первом десятилетии XX века.

На фото: Геза Мароци проводит сеанс одновременной игры.

Но Капабланка поехал в Европу и стал играть во всех турнирах, где только было возможно. Порыв понятный: поскорее доказать свою исключительность, подтвердить право на утраченную корону, на повторный матч с чемпионом. Но – увы! – ореол непобедимости был утрачен, а «шахматная машина» начала скрипеть, и больших успехов кубинцу достичь не удалось. Любопытно, что Боголюбов и Нимцович, обошедшие в тот период Капабланку в турнирах, являлись именно теми единомышленниками Алехина, кто резко боролся против ничейной смерти и на практике доказывал комбинационную живучесть шахмат. «Несмотря на потерю звания, самоуверенности у Капабланки осталось слишком много, но гениальная интуиция начинает ему изменять», – писал один из знатоков после турнира в Киссингене двадцать восьмого года.

Личные отношения Алехина и Капабланки обострялись с каждым днем. Они не упускали ни одной возможности уколоть друг друга в статьях, публичных выступлениях в интервью. Еще в Буэнос-Айресе в конце матча они обменивались фразами только через секундантов, теперь же дело дошло до смешного. Вспыльчивый Капабланка немедленно покидал комнату, как только в ней появлялся Алехин. В Карлсбад, где в двадцать девятом году игрался международный турнир, приехал Алехин. Он зашел за барьер посмотреть партии. Капабланка немедленно вскочил со стула и, подбежав к судье, заявил решительный протест.

– Да, но он чемпион мира, я не могу его выгнать, – возразил судья.

На следующий день новый взрыв негодования кубинца. Видимо, узнав о протесте Хосе Рауля, Алехин решил лишний раз пройтись вдоль столиков.

Как можно было заставить поссорившихся гигантов сыграть в одном и том же турнире?

– Я согласен на гонорар в двадцать тысяч лир, – сказал Алехин организаторам турнира в Сан-Ремо в тридцатом году.

– Отлично. Значит, мы можем теперь разговаривать с Капабланкой.

– О, это другое дело! В случае участия Капабланки мой гонорар возрастет до сорока тысяч, – заявил Алехин.

Иван Иванович окончательно поссорился с Иваном Никифоровичем! Нужно ли говорить, что, когда Капабланка восьмого октября двадцать восьмого года послал вызов на матч-реванш Алехину, тот, «забыв» про обещание в Аргентине, ответил, что уже связан более ранним обещанием Боголюбову. Сообщая об этом кубинцу, Алехин не упустил случая еще раз уколоть бывшего чемпиона мира. «В этом отношении, – писал Алехин, – я поступаю на основании имеющихся прецедентов из того периода, когда вы были чемпионом, и которые я всегда находил справедливыми».