Александр Алехин. Судьба чемпиона

Что ж получается: ни туда, ни сюда. Здесь чужой, там враг. Между двух огней, один на всем свете. Страшное состояние – одиночество! Вот шагает человек по многолюдным улицам в самом центре Европы, в огромном цивилизованном городе. Вокруг дома, машины, мимо снуют люди, и все же он среди них одинок. Никому не нужен, чужой для всех. Пройдут мимо, заденут, словно неодушевленный предмет, и даже не приметят. Для них он безразличен, чужой! Чужой и для этого бородатого мужчины и для этой кокетливой дамы, ищущим взглядом смотрящей по сторонам. Случись что – никому не будет нужен этот скиталец. Нет, конечно, ему окажут первую помощь, посочувствуют. Народ цивилизованный! Потом разойдутся по сторонам и через пять шагов забудут и о нем самом и о его бедах. Поистине, самое страшное одиночество – это одиночество в толпе!

«Что же теперь делать, погибать? – спросил сам себя Алехин. – «Зачем нам погибать?» – вспомнил он смешное объявление у Заливного. – Нет, рано расклеился, дела еще не так плохи. Мы еще подержимся, не такие уж мы несчастные! Есть Надя, Волянский, Куприн. Потом шахматы сами по себе уже большая, содержательная жизнь. Жизнь особая. Пусть узкая, пусть отвлеченная, но жизнь увлекательная, приносящая радость, счастье. Буду жить теперь шахматами, ведь можно же, уйдя в любимое искусство, забыть про все жизненные беды. Я же шахматный король, мне подвластны чудесные тайны этой бесконечно глубокой игры. Здесь я сильнее всех, владыка, мое слово в этом молчаливом царстве – закон. Пусть я потерпел катастрофу в мире людей, зато в шахматах я триумфатор. Отныне моя цель – служить шахматному искусству, служить беззаветно. Ему и буду отдавать все свои силы, помыслы, всего себя!»

Эллипс беговой дорожки ипподрома в Лоншане был искусно подсвечен прожекторами: лучи не слепили скачущих лошадей и в то же время позволяли издалека, с трибун, следить за ходом борьбы на всей дистанции. В центре эллипса было темно, и от этого низко подстриженная трава переливалась всеми оттенками зеленого цвета. Чем ближе к центру, тем темнее.

Время от времени по светящейся дорожке скакали поджарые породистые лошади с худенькими жокеями в желтых кожаных седлах. Одетые в разноцветные камзолы, всадники бешено гнали к финишу под азартные крики восторга и негодования тысяч возбужденных парижан.

Впрочем, крики эти раздавались лишь с дешевых трибун; на террасах, где сидели богатые люди, казалось, никто даже не интересовался происходящим на поле состязанием. Здесь считалось неприличным выказывать интерес к выигрышу в тотализаторе, так же, как и сожалеть о больших проигрышах. Под легкими навесами за столиками царило безудержное веселье: праздник элегантности – показ дорогих туалетов и драгоценностей был в разгаре. Все богатое, красивое и броское, что имелось в Париже, было представлено на этой выставке роскоши. Прибыли президент республики и знаменитые кокотки Парижа; путешествующий американский миллиардер и владельцы ресторанов. Индийский магараджа провел за столик высокую стройную манекенщицу из модного магазина. Их встретили любопытными взглядами: в сегодняшних газетах оповещалось: «Магараджа провел с молодой француженкой месяц в Ницце. Оба остались довольны друг другом». На удачливую подругу с завистью глядели другие манекенщицы: этих прислали магазины, их задача среди общего веселья демонстрировать изящество одетых на них платьев последних фасонов.

Царствовали великолепие и роскошь. Мужчины носили строгие черные фраки, лишь розетки и ленточки орденов говорили о их знатности. Дамы удивляли разнообразием вечерних туалетов, изысканность которых подчеркивали баснословно дорогие перстни, диадемы, серьги. Это был парад ценностей! Завтра всезнающие репортеры опишут в газетах, сколько стоили украшения той или иной миллионерши, какое фантастическое богатство носили на себе эти жилистые шеи, костлявые пальцы, сморщенные уши. Соблазнительные украшения! Недаром в толпе опытный глаз мог увидеть сыщиков, специально нанятых охранять драгоценности.

Мало кто обращал здесь внимание на лошадей: если мужчины иногда и посматривали в бинокли на скачущие вдали фигурки, то внимание дам было целиком обращено на изучение нарядов конкуренток.

За столиком, где сидел Алехин, было невесело. Лифарь уже в середине ужина ушел куда-то. В высшем обществе Парижа знаменитый танцор имел много поклонников и поклонниц, хотя злые языки утверждали, будто красота женского тела давно уже его не волновала.