Мадлен, улыбаясь, потерла пальцем щеку у себя под глазами, показывая, как употребляют лосьон. Хитрые огоньки загорелись в глазах Алехина.
– Да… – протянул он. – Значит, виски только к обеду. А воду можно сейчас?
– Воду можно.
– Тогда принесите мне стакан воды.
Горничная вышла, Алехин с улыбкой ждал ее возвращения. Веселья его отнюдь не разделял предок Грейс, важно и высокомерно взиравший из черной рамы. Строгий портрет строгого человека: величавая надменность, благообразие на лице, презрение ко всему окружающему.
Через минуту Мадлен вернулась с полным стаканом воды. Дождавшись, когда горничная ушла, Алехин вылил часть воды в какую-то вазу, открыл пузырек и опрокинул все его содержимое в стакан. Разом выпив обжегшую горло смесь, он содрогнулся и в два приема отправил в рот огурец.
Крепкий напиток вскоре вызвал опьянение. В таком состоянии работать было невозможно. Алехин вышел в сад. Теплое солнышко приятно согревало, слабый ветерок ласкал лицо, разгоряченное алкоголем. Алехин прошелся по дорожкам, потом в самом углу сада лег на шину, подложив под голову руки. «Как когда-то в Подмосковье, среди берез», – мелькнуло на миг воспоминание. Странный, перевернутый мир слегка покачивался над ним. Деревья, устремившиеся далеко-далеко в небо, бездонная голубая пропасть и легкие белесые облачка, плывущие по вогнутому своду. Все это временами уходило в сторону, Алехин в эти мгновения будто терял точку опоры, почва ускользала из-под его ног.
«Виски только к обеду. Так приказала мадам», – вспомнил Алехин слова Мадлен. Мадам! Вот уже два месяца живет он в доме Грейс. Что принесли они? Счастье, огорчения, обиды? Алехин сам не мог разобраться в этом. Близость с красивой женщиной дала ему не испытанное прежде блаженство. Он и сейчас вспоминал Грейс, видел ее глаза, обладавшие притягательной силой, губы, способные выразить презрение и сразу же вслед искренний восторг. Много радости дали ему месяцы совместной жизни с Грейс!
Но вот что интересно: иногда, даже в самые счастливые минуты, у Алехина вдруг возникала твердая уверенность в том, что все это не настоящее, не искреннее, что он чужой для этой красивой женщины. Страстная и пылкая Грейс вдруг становилась далекой для него и совсем чужой. Незначительное замечание, неосторожный жест, невзначай сказанное слово в самые блаженные минуты вдруг открывало Алехину всю глубину пропасти, лежащей между ними. И Алехину становилось жутко. «Любит ли тебя Грейс?» – задавал он тогда вопрос себе и отвечал: если любит, то по-особому, как может любить капризная, избалованная женщина, привыкшая к комфорту и удобствам, окруженная всеобщим поклонением. В любви Грейс искала одних наслаждений, только наслаждения являлись целью ее жизни.
«Мы договорились не вмешиваться в дела друг друга» – какую удобную формулу придумала Грейс! Хороша договоренность! Грейс с радостью уходила от всего, что касалось шахмат. Какая ирония: они начали знакомство с шахмат, с тех пор Грейс скорее презирала их, чем любила. Нет, она, конечно, не прочь была покрасоваться рядом с чемпионом мира на фотографиях или блистать нарядами и красотой на банкетах. Это ей нравилось. Но проявлять заботу об Алехине, создавать ему условия для занятий, ограждать от неприятностей – это было просто скучно.
Пусть он занимается, Грейс не против. Она даже согласна не мешать ему, уехать на несколько дней из дома. Какие могут быть к ней претензии? Она точно выполняет договоренность – не вмешивается в дела Алехина.
«В браке все происходит, как в шахматной партии, – с усмешкой подумал Алехин. – Положение и права партнеров во многом зависят от первых ходов и поступков, короче, от дебюта. Если удастся провести начальную стадию игры энергично и решительно, можно обеспечить себе много преимуществ в дальнейшем. Если ты захватишь центральные рубежи, укрепишься на ключевых пунктах, тебе будет легко жить, и только тебе будет принадлежать инициатива. Не страшны будут тогда ни острые тактические выпады, ни загадочные комбинации, ни хитрейшие ловушки, которые будет ставить противная сторона. Можно даже позволить себе снисходительность к партнеру, простить ему прегрешения, ибо снисходительность безопасна для человека сильного, имеющего власть. Но все-таки и в этом случае уступки не должны вести к потере главных позиционных преимуществ».