Читаем Александр Алехин. Жизнь как война полностью

Завоевать внимание этого удивительного во всех отношениях ученика мог лишь такой же шахматный фанат. Однако остальные гимназисты предпочитали играть в шашки или карты. Лишь некоторые оказались в состоянии удовлетворять его аппетит к игре. Например, Вадим Шершеневич, не обладавший большими шахматными талантами, – делом его жизни оказалась поэзия. А потому друзей у Алехина было исключительно мало; даже за девчонками не бегал, как другие мальчишки его возраста. Правда, когда подрос, однажды оказался вовлечен в скандальную любовную историю: гимназист невольно вскружил голову популярной девушке, но шага навстречу не сделал. Более того, путем жестоких интриг оттолкнул от нее других кавалеров и затем объявил, что она ему не нужна. Когда несчастная упрекнула несостоявшегося бойфренда, ответил цинично – мол, такова жизнь, зато с вами поступили честно3. Алехинский эгоизм был следствием тщеславия, укоренившейся в голове мысли, что он уникален.

Очевидно, тщеславие Алехина заключалось не в том, чтобы завоевать как можно больше дамских сердец, а в том, чтобы быть непохожим на остальных, выгодно выделяться в чем-то неожиданном. Алехина ничуть не интересовали все те радости, что по обыкновению случаются в жизни молодых людей, вроде походов на светские мероприятия, шумных вечеринок в меблированных комнатах, пропитанных густым дымом папирос или романтических прогулок под желтоглазыми фонарями. Такова участь самородков, людей исключительно талантливых: вся энергия их направлена на любимое занятие и совершенствование навыков. Остальное же кажется им пустым и малозначительным. Социальные связи легко разрываются ради дополнительных часов, посвященных любимому делу. Такие, как Алехин, обычно даже не осознают, насколько одиноки, потому что счастливы жить в том ключе, который сами для себя и определили.

Даже первая русская революция оставила Алехина равнодушным.

* * *

А между тем, в декабрьской стылой Москве 1905 года возник настоящий хаос, развитию которого способствовали эсеры и большевики. Народ призвали ко всеобщей политической стачке и вооруженному восстанию. В ряде сочувствующих мятежу газет появлялись статьи с прямым обращением к «рабочим, солдатам и труженикам», чтобы они вносили свой вклад в подрыв сложившегося строя. Остановили работу крупные заводы и фабрики. Была прекращена подача электроэнергии, из-за чего прямо посреди маршрутов замирали трамваи, а фонари гасли, как спички. Прекращали работу магазины и торговые лавки. Привычная жизнь превратилась в боевик с непредсказуемым сценарием.

Московского генерал-губернатора Федора Дубасова в конце концов вынудили объявить чрезвычайное положение. Полиция пробовала разгонять митингующих, но попытки скрутить дружинников, которые координировали протестные массы, ни к чему не приводили.

Первая кровь пролилась возле Московского реального училища Фидлера. Туда подтянулась молодежь, основу которой составляли студенты и гимназисты, в том числе «поливановцы». Войска провели артобстрел дома Фидлера, в ответ на улицах города стали появляться баррикады, натягивалась колючая проволока.

Трехгорная мануфактура превратилась в один из революционных штабов, хотя Прохоровы славились тем, что создавали для своих рабочих чуть ли не идеальные условия. Трогательная забота о персонале помогла им тогда: владельцы фабрики и администрация остались на местах, опасность им не угрожала. Однако эти события наверняка стали большой головной болью для матери Алехина Анисьи Ивановны, для которой мануфактура была семейным делом. Да и отца шахматиста Александра Ивановича, к тому моменту ставшего потомственным дворянином, революция затронула самым прямым образом, ведь он числился одним из директоров предприятия. Наибольший урон Прохоровы получили от… правительственных войск, которые частично разрушили фабрику артиллерийскими снарядами.

А что же сам Алехин? Гимназистов по случаю беспорядков и опасной ситуации на улицах распустили по домам, но многие проявляли интерес к той драме, что разворачивалась прямо у них под окнами. Сбегали из домов, участвовали в сходках молодежи, писали наивные прокламации, мечтали стать дружинниками, даже приносили доски для сооружения баррикад. И хотя сила той революции быстро иссякла, гимназисты прониклись ее духом, у многих горели глаза. В молодых людях обычно присутствует бунтарский дух, жажда перемен и свержения всего старого. Им хочется закреплять свой авторитет, а тут для этого представилась отличная возможность. Мало кто оставался безучастным к декабрьскому восстанию. Сосед Алехина по парте даже раздобыл где-то браунинг.

«Когда возобновились школьные занятия, у многих из нас было что рассказать друг другу. Но Алехин и тут, кажется, не проявил никакого интереса к нашим рассказам, и он глубоко обидел меня тем, что, взглянув на мой пистолет, несколько раз дернул головой вбок и презрительно улыбнулся», – вспоминал Георгий Римский-Корсаков. Ему вообще было неприятно иметь такого соседа, равнодушного ко всему, что не касалось шахмат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное