Александр Блок

Весны, дитя, ты будешь ждать —Весна обманет.Ты будешь солнце на небо звать —Солнце не встанет.И крик, когда ты начнешь кричать,Как камень канет.

Это голос безнадежности. Им подготовлено возвращение лейтмотива первой строфы:

О, если б знали, дети, выХолод и мрак грядущих дней!

Блоку суждено было его узнать. В «холоде и мраке» он задохнулся в 1921 году.

В 1913 году поэт заканчивает отдел «Возмездие». В виде эпилога к нему он помещает небольшую лирическую поэму «Как свершилось, как случилось?», в которой развивается тема его большой поэмы «Возмездие». Поэт был «беден, слаб и мал»; но ему открылась «тайна неких Величий». Недостойный страж, он не уберег врученных ему сокровищ (ср. в «Незнакомке»: «В моей душе лежит сокровище»). Толпы чудовищ набросились на него, и он пошел во вражеский стан.

Падший ангел, был я встреченВ стане их, как некий бог.

Так отмечен момент падения ангела в «сине-лиловые миры»: пророк превращается в поэта. Открывается «блистательный ад» искусства и «страшный мир» страстей:

Было долгое томленье.Думал я: не будет дня.Бред безумный, страстный лепет,Клятвы, песни, увереньяДоносились до меня.

«Ослепительные очи» влекут его в «чертог царицы». И вот — наступает возмездие: «Но не спал мой грозный мститель…» Поэт стоит перед людьми в ореоле своей гибели:

Не таюсь я перед вами.Посмотрите на меня:Я стою среди пожарищ,

Обожженный языкамиПреисподнего огня.

Трагическое лицо, просвечивавшее в стихах, статьях, письмах и «Дневнике», теперь открыто все. Это лицо падшего ангела, обожженное огнем ада.

Отдел «Ямбы», посвященный памяти покойной сестры, Ангелины Александровны Блок, заканчивается в 1914 году. Поэт вспоминает о встрече с сестрой в декабре 1909 года в Варшаве, на похоронах отца:

Когда мы встретились с тобой,Я был больной, с душою ржавой.Сестра, сужденная судьбой,Весь мир казался мне Варшавой.

Черные ночи над Вислой, Варшава — «притон тоски и скуки», холод и бред. В эти страшные дни, у гроба отца, Ангелина спасла его от отчаяния:

Лишь ты, сестра, твердила мнеСвоей волнующей тревогой,

О том, что мир — жилище Бога,О холоде и об огне.

В стихотворении «Так. Буря этих лет прошла» поэт с негодованием отвергает соблазн успокоения и примирения. Его тревога была праведной: предчувствия его не обманули. Напрасно нашептывает голос искусителя:

Забудь, забудь о страшном мире,Взмахни крылом, лети туда…Нет, не один я был на пире!Нет, не забуду никогда!

Кричать о гибели, встречать грудью стужу, тревожить спящих, хранить «к людям на безлюдьи неразделенную любовь» — проклятие пророка. Но отречься — нельзя.

Пускай зовут: Забудь, поэт!Вернись в красивые уюты!Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!Уюта — нет! Покоя — нет!

(«Земное сердце стынет вновь»)

В заключительном стихотворении «В огне и холоде тревог» — последнее утверждение «священной тревоги». В тоске поэта — не личные неудачи, не личный произвол. Не о себе он плачет: душа мира трепещет и рвется в его безумных песнях. Он видит:

…Всем — священный меч войныСверкает в неизбежных тучах.

Он чует, как в глубоких недрах зреет великое и роковое событие. Блок заключает классической строфой:

…Так точно — черный бриллиантСпит сном неведомым и странным,В очарованьи бездыханном,Среди глубоких недр, — покаВ горах не запоет кирка.

Начатое в 1910 году, стихотворение было закончено в 1914, когда бездыханный сон мира был нарушен первым подземным толчком войны.

Отдел «Разные стихотворения» за трехлетие 1913–1915 годов обогатился восемью стихотворениями. Среди них стихотворение «Художник», посвященное тайне творчества и вдохновения, выдерживает сравнение с пушкинским «Поэт» и «Поэт и чернь».