Александр Блок

И вновь звучит лирическая тема «безумия любви». И те же «стихийные символы»: заря в крови, грозовая туча. Поют восторженно и нежно, как цыганская гитара, строфы:

Испуганной и дикой птицейЛетишь ты, но заря в крови…Тоскою, страстью, огневицейИдет безумие любви…Пол-сердца — туча грозовая,Под ней — все глушь, все немота,И эта — прежняя, простая —Уже другая, уж не та…(«Есть времена, есть дни…»)

Кажется, что в рыдании скрипок звучит ее голос «низкий и грудной», что она отвечает на первую его любовь.

В стране, где «вечный снег и вой мятели», она— прекрасный сон, «южный блеск», стан ее напоминает стан газели, легкий звон вальса окружает ее. Недаром это стихотворение помещено в отдел «Арфы и скрипки»; прозрачной и нежной мелодией арфы звенят строфы:

И я боюсь тебя назвать

По имени. Зачем мне имя?Дай мне тревожно созерцатьОчами жадными моимиТвой нежный блеск, забытый мной,Напоминающий напрасноДень улетевший, день прекрасный,Убитый ночью снеговой.(«Ты говоришь, что я дремлю»).

Мелодия этих строк создается сочетанием шипящих ч, ж, щ (зачем, тревожно, жадными, южный, напоминающий, ночью) с протяжно-плавными— м, и, н (имени, мне, имя, очами, жадными моими, мне южный, мной, напоминающий, напрасно, ночью, снеговой). Элегия Блока мелодически близка к гениальным строкам Пушкина:

…Не пой, красавица, при мне…Напоминают мне оне…

А рядом с очарованием романтического романса — цыганская хоровая песня под гитару, неистовая и вольная, как счастье. Передача этого напева в звуках и ритмах стиха — предел технического мастерства:

Натянулись гитарные струны,

Сердце ждет.Только тронь его голосом юнымЗапоет!И старик перед хоромУже топнул ногой.Обожги меня голосом, взором,Ксюша, пой!И гортанные звукиПонеслись,Словно в серебре смуглые рукиОбвились…Бред безумья и страсти,Бред любви…

Невозможное счастье!На! Лови!

Ускорение темпа, рост напряжения, задыхание ритма, песня, переходящая в крик, — «бред безумья и страсти» — такова «цыганщина» Блока.

Но смуглая Ксюша с руками в серебряных кольцах только вспыхнула «южным блеском» и промелькнула страстным сном. Другая цыганка — испанская гитана в ослепительном ореоле романтической поэзии Мериме и романтической музыки Визе шла ей на смену. Рыжеволосой Кармен — Л. А. Дельмас— посвящены стихи 1914 года в «Арфах и скрипках» и цикл стихотворений «Кармен».

«Как день светла, но непонятна» — первое впечатление от Кармен. «И вслед за ней всегда весна» — начало влюбленности. Поэт вслушивается «в ее прерывистую речь», вглядывается в «сиянье глаз», опьяняется запахом духов. У нее «снежно-белые руки» и «тонкие рыжие волосы». Она врывается в его жизнь пением скрипок, «рыдающими звуками». Она, как «майская гроза». Ей посвящает поэт одно из самых лирических своих воспоминаний:

Была ты всех ярче, верней и прелестней,Не кляни же меня, не кляни!Мой поезд летит, как цыганская песня,Как те невозвратные дни…Что было любимо, — все мимо, мимо,Впереди — неизвестность пути…Благословенно, неизгладимо,Невозвратимо — прости!

Созвучия на «имо» (любимо, мимо, неизгладимо, невозвратимо) — как уверения в верности и постоянстве; короткие «пути— прости» говорят о конце. Первая строфа подготовляет тональность высокого «и» (Не кляни, же меня, не кляни). Во второй строфе «и» господствует (любимо, мимо, мимо — впереди, пути, неизгладимо, невозвратимо— прости). Поистине «рыдающие звуки».

Проходят месяцы; в разлуке с Кармен, в пустом и холодном доме поэт с благодарной нежностью вспоминает о промелькнувшем счастье:

И выпал снег,И не прогнатьМне зимних чар.И странно вспоминать,Что был пожар.(«Та жизнь прошла»)

Она волнует его во снах: она вся — свет и торжество:

О, эти дальние руки!В тусклое это житьеОчарованье своеВносишь ты, даже в разлуке!(«Пусть я и жил, не любя»)