Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

«аргонавтов» моих московских воскресений с группой лю­

дей, собиравшихся у П. И. Астрова. Результатом этих

встреч было два сборника нелепой «Свободной совести»,

издаваемой Астровым. Ядро сред составляли: П. И. Аст­

ров, его мать, Шкляревский, учитель гимназии, старый

художник Астафьев, Эллис, я, Эртель, Рачинский, Сизов

и др., а в периферию вошли почему-то часто появляю­

щиеся там московские мировые судьи, а также Н. И. Аст­

ров, В. ИI. Астров, А. И. Астров, Эрн, Свенцицкий и др.

Появились в том кружке разнообразные лица, как, на­

пример, проф. И. X. Озеров, имевший собеседование с

нами на тему «символизм и общественность». Позднее

на этих средах бывали: В. И. Иванов, Н. А. Бердяев,

профессора Духовной академии. В 1908 г. Боборыкин

читал здесь свой реферат о Леониде Андрееве. Темы со­

браний астровского кружка 1904—05 годов были самые

разнообразные. Вот некоторые из них: я прочел здесь

«Апокалипсис русской поэзии», «Психологию и теорию

знания», Эллис читал «О Данте», М. И. Сизов — «Лунный

танец философии», М. А. Эртель «Об Юлиане», Шкля­

ревский «О Хомякове», П. И. Астров «О Дарвине»,

«О Г. С. Петрове» и т. д. Здесь впервые произошла встреча

московских «аргонавтов» с той струей общественности,

которая впоследствии вылилась в кадетскую партию.

Здесь же оба эти течения, «кадетство» и «аргонавтизм»,

уже в 1905 году разошлись: «аргонавты» в обществен­

ном смысле оказались безмерно «левее» «Свободной со­

вести», они сочувствовали революционным партиям и

смеялись над октябризмом и кадетизмом. Это расхожде­

ние в общественности не нарушало добрых отношений с

братьями Астровыми, которые быстро «левели» в своих

литературных вкусах, поддаваясь эллисовской пропаганде

символизма. Связь «арго» долго еще оставалась между

всеми нами. И «аргонавтов» и астровцев соединяла проб­

лема морального сознания: и те и другие были чужды

имморализму господствующих течений литературы. Аст-

292

ровский кружок играл довольно видную роль в нашей

жизни того времени, но каждый порознь не удовлетворя­

ется им. С. М. Соловьев пробует дружить с кружком

Свенцицкого, я же общаюсь с неокантианцем Б. А. Фох-

том. Во мне складывается определенный мой шаг: от обо­

снования символизма при помощи Ницше, Шопенгауэра,

Вагнера — к обоснованию при помощи Канта, Риля,

Риккерта. Риккерт тогда только начал заинтересовывать

философские кружки Москвы.

Эта броня из «кантианства» на зорях прошлых лет

есть следствие многих горестных разочарований и

внешнего факта, что строчки А. А., обращенные ко мне:

«Понял, что будет темно» — осуществились для меня.

В эти месяцы происходят мои очень частые встречи

и разговоры с В. Я. Брюсовым, носящие характер той

остроты и напряженности, какою отмечено в то время

мое общение с ним, встречи, оставившие в душе не одну

тяжелую рану. Стиль нашего умственного поединка с

Брюсовым носил один характер — я утверждаю: «свет по­

бедит тьму». В. Я. отвечает: «мрак победит свет, а вы

погибнете». Помню один характерный разговор мой с

Брюсовым, когда В. Я. воскликнул с совершенно искрен­

ним пафосом: «Что же, Борис Николаевич, ведь в Апо­

калипсисе сказано, что гад будет повержен в смерть.

Итак: вы против гада, против слабейшего? Мне — жаль

гада, бедный гад, я — с гадом!» Свою «гадологию» того

времени В. Я. Брюсов утверждал вплоть до защиты пси­

хологии «гадости» с проведением гада в жизнь. Все эти

встречи и отношения 1904 года вызывали в душе моей

густой, непроницаемый туман, сгущавшийся от грозного

рокота приближающейся революции 1905 года, которая

уже чувствовалась.

Словом, к концу 1904 года я был и нервно и физиче­

ски измучен. В то время я получал частые приглашения

от Мережковских приехать к ним в Петербург. С другой

стороны, звал меня и А. А. После одного очень грустного

письма я получил телеграмму от А. А. и Л. Д., вместе

настойчиво меня звавших в Петербург. Я поехал вместе

с матерью моей, желавшей проведать свою петербургскую

подругу. Мы уезжали в день усиливающейся, как лавина,

всеобщей петербургской забастовки и прочли за день до

отъезда о роли Гапона в ней. Восьмого января выехали

мы в Петербург: девятого января утром п р и б ы л и , — в зна­

менательный день, окончившийся избиением рабочих.

293

Помню, что мы с матерью разъехались в разные стороны

с вокзала — она отправилась к своей подруге, я к знако­

мому офицеру, гостеприимно предоставившему мне у себя

в квартире приют. Проживал он в казармах лейб-гвардии

Гренадерского полка на Петербургской стороне. Я с боль­

шой готовностью согласился на это гостеприимство: в том

же доме, чуть ли не в том же каменном проходе находи­

лась и квартира отчима А. А., полковника лейб-гвардии

Гренадерского полка. Возможность видеться с Блоками,

жить рядом с ними особенно привлекала меня.

Помнится, как поразил меня вид улиц: еще на Нико­

лаевском вокзале парикмахер, бривший меня, сообщил,

что сегодня все рабочие пойдут к царю с требованием их

принять, что они правы, что дольше жить так нельзя.

Тон этих слов лежал на в с е м , — на том, как прохожие

оглядывали друг друга, чувствовалось что-то чрезвычай­

ное; полиции нигде не было видно; отряды солдат, по­

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии