Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

целуи, объятия — это было где-то д а л е к о , — далеко и не­

реально. Что меня не столько тянуло, сколько толкало

к Блоку?.. «Но то звезды в е л е н ь е » , — сказала бы Леонор

у Кальдерона 10. Да, эта точка зрения могла бы выдер­

жать самую свирепую критику, потому что в плане «зве­

зды» все пойдет потом как по маслу: такие совпадения,

такие удачи в безнаказанности самых смелых встреч сре­

ди бела дня, что и не выдумаешь! Но пока допустим,

что Блок, хотя и не воплощал моих девчонкиных байро-

ническо-лермонтовских идеалов героя, был все же и на­

ружностью много интереснее всех моих знакомых, был

талантливым актером (в то время ни о чем другом, о

стихах тем более, еще и речи не было), был фатоватым,

но ловким «кавалером» и дразнил какой-то непонятной,

своей мужской, неведомой опытностью в жизни, которая

не чувствовалась ни в моих бородатых двоюродных бра­

тьях, ни в милом и симпатичном, понятном Суме — сту­

денте, репетиторе брата.

Так или иначе, «звезда» или «не звезда», очень скоро

я стала ревновать и всеми внутренними своими «флюи-

142

дами» притягивать внимание Блока к себе. С внешней

стороны я, по-видимому, была крайне сдержанна и холод­

н а , — Блок всегда это потом и говорил мне, и писал.

Но внутренняя активность моя не пропала даром, и

опять-таки очень скоро я стала уже с испугом заме­

чать, что Б л о к , — да, п о л о ж и т е л ь н о , — перешел ко мне, и

уже это он окружает меня кольцом внимания. Но

как все это было не только не сказано, как все это

было замкнуто, сдержанно, не видно, укрыто. Всегда

можно сомневаться — да или нет? Кажется или так

и есть?

Чем говорили? Как давали друг другу знак? Ведь в

этот период никогда мы не бывали вдвоем, всегда или

среди всей нашей многолюдной молодежи, или, по край­

ней мере, в присутствии mademoiselle, сестры, братьев.

Говорить взглядом мне и в голову не могло прийти; мне

казалось бы это даже больше, чем слова, и во много раз

страшнее. Я смотрела всегда только внешне-светски и

при первой попытке встретить по-другому мой взгляд

уклоняла его. Вероятно, это и производило впечатление

холодности и равнодушия.

«Нет конца лесным тропинкам...» 11 — это в Церков­

ном лесу, куда направлялись почти все наши прогулки.

Лес этот — сказочный, в то время еще не тронутый топо­

ром. Вековые ели клонят шатрами седые ветви; длинные

седые бороды мхов свисают до земли. Непролазные чащи

можжевельника, бересклета, волчьих ягод, папоротника,

местами земля покрыта ковром опавшей хвои, местами

заросли крупных и темнолистых, как нигде, ландышей.

«Тропинка вьется, вот-вот потеряется» 12. «Нет конца

лесным тропинкам».

Мы все любили Церковный лес, а мы с Блоком осо­

бенно. Тут бывало подобие прогулки вдвоем. По узкой

тропинке нельзя идти г у р ь б о й , — вся наша компания рас­

тягивалась. Мы «случайно» оказывались рядом. Помол­

чать рядом в «сказочном лесу» несколько шагов — это

было самое красноречивое в наших встречах. Даже крас­

норечивее, чем потом, по выходе из леса на луговины

соседней Александровки, переправа через Белоручей —

быстрый, студеный ручей, журчащий и посейчас по раз­

ноцветным камушкам. Он не широк, его легко перепрыг­

нуть, ступив один раз на какой-нибудь торчащий из воды

большой валун. Мы всегда это легко проделывали одни.

143

Но Блок опять-таки умудрялся устроиться так, чтобы без

невежливости протянуть для переправы руку только мне,

предоставляя Суму и братьям помогать другим барыш­

ням. Это было торжество, было весело и задорно, но в

лесу понятно было большее.

В «сказочном лесу» были первые безмолвные встречи

с другим Блоком, который исчезал, как только снова на­

чинал болтать, и которого я узнала лишь три года

спустя.

Первый и единственный за эти годы мой более сме­

лый шаг навстречу Блоку был вечер представления «Гам­

лета» 13. Мы были уже в костюмах Гамлета и Офелии,

в гриме. Я чувствовала себя смелее. Венок, сноп полевых

цветов, распущенный напоказ всем плащ золотых волос,

падающий ниже колен... Блок в черном берете, в колете,

со шпагой. Мы сидели за кулисами в полутайне, пока го­

товили сцену. Помост обрывался. Блок сидел на нем, как

на скамье, у моих ног, потому что табурет мой стоял вы­

ше, на самом помосте. Мы говорили о чем-то более лич­

ном, чем всегда, а главное, жуткое — я не бежала, я

смотрела в глаза, мы были вместе, мы были ближе, чем

слова разговора. Этот, может быть, десятиминутный раз­

говор и был нашим «романом» первых лет встречи, по­

верх «актера», поверх вымуштрованной барышни, в стра­

не черных плащей, шпаг и беретов, в стране безумной

Офелии, склоненной над потоком, где ей суждено погиб­

нуть. Этот разговор и остался для меня реальной связью

с Блоком, когда мы встречались потом в городе уже со­

всем в плане «барышни» и «студента». Когда, еще позд­

нее, мы стали отдаляться, когда я стала опять от Блока

отчуждаться, считая унизительной свою влюбленность в

«холодного фата», я все же говорила себе: «Но ведь бы­

ло же...»

Был вот этот разговор и возвращение после него до­

мой. От «театра» — сенного сарая — до дома, вниз под

гору, сквозь совсем молодой березнячок, еле в рост чело­

века. Августовская ночь черна в Московской губернии,

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии