Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

значит, она случайна...» 46. С Андреем Белым я могла бы

говорить «по-японски»; уйти с ним было бы сказать, что

я ошиблась, думая, что люблю Сашу, выбрать из двух

175

равных. Я выбрала, но самая возможность такого выбо­

ра поколебала всю мою самоуверенность. Я пережила в

то лето жестокий кризис, каялась, приходила в отчаяние,

стремилась к прежней незыблемости. Но дело было сде­

лано; я видела отчетливо перед глазами «возможности»,

зная в то же время уже наверно, что «не изменю» я ни­

когда, какой бы ни была видимость со стороны. К сожа­

лению, я глубоко равнодушно относилась к суждению и

особенно осуждению чужих л ю д е й , — этой узды для меня

не существовало.

Отношение мое к Боре было бесчеловечно, в этом я

должна сознаться. Я не жалела его ничуть, раз отшат­

нувшись. Я стремилась устроить жизнь, как мне нужно,

как удобней. Боря добивался, требовал, чтобы я согласи­

лась на то, что он будет жить зимой в Петербурге, что

мы будем видеться хотя бы просто как «знакомые». Мне,

конечно, это было обременительно, трудно и хлопотли­

в о , — бестактность Бори была в те годы баснословна.

Зима грозила стать пренеприятнейшей. Но я не думала

о том, что все же виновата перед Борей, что свое кокет­

ство, свою эгоистическую игру я завела слишком далеко,

что он-то продолжает любить, что я ответственна за это...

Обо всем этом я не думала и лишь с досадой рвала и бро­

сала в печку груды писем, получаемых от него. Я дума­

ла только о том, как бы избавиться от этой уже ненуж­

ной мне любви, и без жалости, без всякой деликатности

просто запрещала ему приезд в Петербург. Теперь я

вижу, что сама доводила его до эксцессов; тогда я счита­

ла себя вправе так поступать, раз я-то уже свободна от

влюбленности.

Вызов на дуэль 47 был, конечно, ответ на все мое от­

ношение, на мое поведение, которое Боря не понимал, не

верил моим теперешним словам. Раз сам он не изменил

чувств, не верил измене моих. Верил весенним моим по­

ступкам и словам. И имел полное основание быть сбитым

с толку. Он был уверен, что я «люблю» его по-прежнему,

но малодушно отступаю из страха приличия и тому подоб­

ных глупостей. А главная его ошибка — был уверен, что

Саша оказывает на меня давление, не имея на то мораль­

ного права. Это он учуял. Нужно ли говорить, что я не

только ему, но и вообще никому не говорила о моем горе­

стном браке. Если я вообще была молчалива и скрытна, то

уж об этом... Но <А. Белый> совершенно не учуял основ­

ного Сашиного свойства. Саша всегда становился совер-

176

шенно равнодушным, как только видел, что я отхожу от

него, что пришла какая-нибудь влюбленность. Так и тут.

Он пальцем не пошевелил бы, чтобы удержать. Рта не

открыл бы. Разве только для того, чтобы холодно и же­

стоко, как один он умел, язвить уничтожающими насмеш­

ками, нелестными характеристиками моих поступков, их

мотивов, меня самой и моей менделеевской семьи на

придачу.

Поэтому когда явился секундант Кобылинский, я мо­

ментально и энергично, как умею в критические минуты,

решила, что сама должна расхлебывать заваренную мною

кашу. Прежде всего я спутала ему все карты и с само­

го начала испортила все дело.

А. Белый говорит 48, что приехал Кобылинский в день

отъезда Александры Андреевны, т. е. 10 августа (судя по

дневнику М. А. Бекетовой). Может быть, этого я не по­

мню, хотя прекрасно помню все дальнейшее. Мы были с

Сашей одни в Шахматове. День был дождливый, осенний.

Мы любили гулять в такие дни. Возвращались с Мали­

новой горы и из Прасолова, из великолепия осеннего зо­

лота, промокшие до колен в высоких лесных травах.

Подымаемся в саду по дорожке, от пруда, и видим в

стеклянную дверь балкона, что по столовой кто-то ходит

взад и вперед. Скоро узнаем и уже догадываемся.

Саша, как всегда, спокоен и охотно идет навстре­

чу всему х у д ш е м у , — это уж его специальность! Но я

решила взять дело в свои руки и повернуть все по-свое­

му, не успели мы еще подняться на балкон. Встречаю Ко-

былинского непринужденно и весело, радушной хозяй­

кой. На его попытку сохранить официальный тон и по­

просить немедленного разговора с Сашей наедине, шутя,

но настолько властно, что он тут же сбивается с тона,

спрашиваю, что же это за секреты? У нас друг от друга

секретов нет, прошу говорить при мне. И настолько в

этом был силен мой внутренний напор, что он начинает

говорить при мне (секундант-то!). Ну, все испорчено.

Я сейчас же пристыдила его, что он взялся за такое

бессмысленное дело. Но говорить надо долго, и он устал,

и мы, давайте сначала пообедаем!

Быстро мы с Сашей меняем наши промокшие платья.

Ну, а за обедом уж было пустяшным делом пустить в

ход улыбки и «очей немые разговоры» 4 9 , — к этому вре­

мени я хорошо научилась ими владеть и знала их дей­

ствие. К концу обеда мой Лев Львович сидел уже

177

совсем прирученный, и весь вопрос о дуэли был решен...

за чаем. Расстались мы все большими друзьями.

Пришедшая зима 1906—1907 года нашла меня совер­

шенно подготовленной к ее очарованиям, ее «маскам»,

«снежным кострам» 50, легкой любовной игре, опутавшей

и закружившей всех нас. Мы не ломались, нет, упа­

си господь! Мы просто и искренно все в эту зиму жили

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии