Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

зывался о поэзии и о мистике Блока, О. М. Соловьева

горячо принимала стихи, не вполне доверяя мистической

ноте их. Мы же с С. М. Соловьевым решили, что Блок

безусловен, что он единственный продолжатель конкрет­

ного соловьевского дела, пресуществивший философию в

жизнь. И действительно, А. А. Блок, по времени первый

из русских, приподнял поэзию В. Соловьева и осознал

всю огромность религиозного смысла ее. Он довел со-

ловьевство до идеологии максимализма, почти до секты.

Пусть впоследствии говорили, что в этом крах линии ми­

стики Соловьева (так полагали Г. А. Рачинский,

кн. Евг. Трубецкой, священник С. Н. Булгаков и др.), —

оп выявил в Соловьеве новые стороны, которые без него

вовсе не были бы понятны, как, например, темы «Испо­

веди» и «Третьего Завета» А. Н. Шмидт.

С осени 1901 года А. Н. Шмидт появляется у Со­

ловьевых. Мне приходится с ней встречаться и не раз

вести беседу на тему «Исповеди». В декабре 1901 года

* Этот круг мыслей я высказал в статье «Апокалипсис в рус­

ской поэзии» в 1905 г. ( Примеч. А. Белого. )

213

произошла моя встреча с Д. С. Мережковским и

З. Н. Гиппиус все в той же квартире Соловьева. С нача­

ла 1902 года между З. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковским

и мною — деятельная переписка. Помню: в 1902 году в

Москве уже образуется кружок горячих поклонников

поэзии А. А. Блока, я старательно распространяю его

стихи среди друзей и знакомых, стихи переписываются

и передаются друг другу. Слава о юном поэте опережает

его появление в печати. Уже утверждают, что первый

из русских поэтов современности не Бальмонт, не Брю­

сов, не Гиппиус, не Сологуб, а Блок именно. В Москве

первые оценили поэзию А. А.: С. М. Соловьев, О. М. Со­

ловьева (его мать), А. С. Петровский, Э. К. Метнер,

Н. К. Метнер, В. В. Владимиров (художник), его сестры,

Эртель, Батюшков (московский теософ), Новский и др.

К этому кругу людей причисляю себя, конечно, и я.

Официальные представители декадентства иначе от­

носятся к стихотворениям Блока. В. Я. Брюсов в 1902 го­

ду признает их хорошими, но уступающими многим из

молодых авторов того времени. З. П. Гиппиус в 1902 го­

ду пишет мне о невероятном преувеличении мною поэ­

зии Блока, которая-де есть пережитой субъективизм,

пережитой ими, т. е. Мережковскими, субъективизм.

В 1903 или 1904 году она меняет первоначальное мне­

ние, как и Брюсов.

Всякое письмо А. А. Блока этого времени к Соловье­

вым было показано мне и мною изучено, и казалось, мы

с А. А. уже знакомы. Под впечатлением этого, как ка­

жется, в январе 1903 года, я написал А. А. Блоку длин­

ное письмо, которое начиналось с извинения, что я адре­

суюсь к нему, не будучи лично знакомым. В письме я

высказывал, насколько помню, свое отношение к линии

его поэзии. Письмо было написано в несколько «застегну­

том», как говорят, виде. Предполагалось, что в будущем

мы договоримся до интимнейших тем. Я поступил с

этим письмом, как поступают «люди порядочного общест­

ва», впервые делая друг другу визит, т. е. я написал

письмо философского и религиозного содержания, чуть

ли не с ссылками на Канта и Шопенгауэра. Каково же

было мое изумление: на следующий день по отправке

письма я получаю толстый и характерный синий конверт

с адресом, написанным рукою А. А. (его руку я уже

знал). А. А. в день написания мною письма почувство­

вал такое же желание, как и я, обратиться впервые ко

214

мне 25. Мне этот факт совпадения наших желаний на­

чать переписку показался весьма знаменательным. Пер­

вые наши обращения друг к другу скрестились, и наши

письма встретились в Бологом <...> 26.

Между нами готова была возникнуть нескончаемая

переписка, но случилось событие, потрясшее и его и ме­

ня (меня, вероятно, гораздо с и л ь н е е ) , — неожиданная бо­

лезнь и смерть М. С. Соловьева и трагическая кончина

в ту же ночь О. М. Соловьевой 27. В одну ночь кончи­

лось бытие дома, в котором в продолжение восьми лет

я бывал чуть ли не каждый день и который был для

меня второй родиной, не говоря уже о том, что в этом

доме завязались мои первые литературно-общественные

связи (хотя бы с А. А. Блоком, с петербургскими лите­

ратурными кружками, сгруппированными вокруг Мереж­

ковского, и московскими, сгруппированными вокруг

«Скорпиона»). Здесь получил я от А. А. лишь несколько

слов, исполненных необыкновенной нежности, участия и

грусти, которые показали мне его совсем с другой сто­

роны, показали его как сердечного, чуткого, нежного че­

ловека.

Помнится, на похоронах Соловьева 19 января 1903 го­

да, встретившись с madame Манасеиной и с П. С. Со­

ловьевой, знакомыми с А. А., я много расспрашивал их

о нем, но не получил никаких конкретных с в е д е н и й , —

и madame Манасеина, и П. С. Соловьева мало интересо­

вались поэзией Блока, увлекаясь более кругом тем Ме­

режковских.

В скором времени возобновилась паша теоретическая

переписка с А. А., которая продолжалась без перерыва

весь 1903 год, до нашей встречи в Москве в самом начале

1904 года.

Мне трудно охарактеризовать эту переписку. Часть

ее, я думаю, могла бы скоро появиться в свет, она но­

сит менее всего личный характер, скорее содержание

ее — литература, философия, мистика и «чаяния» моло­

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии