Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

а что-то, для чего у нас нет на языке слов, но что вклю­

чает в себе много горечи.

Все это прозвучало мне издали в первую встречу и

в первый миг в передней. Отсюда впечатление грусти

и тяжести, отсюда отражение этой тяжести как разоча­

рования: нет, тут не отделаешься, тут испытуется душа,

тут или все, или ничего. Помнится, как ни интересовался

240

я Л. Д., по в это первое наше свидание она промелькну­

ла где-то вдали: А. А. занимал все мое внимание.

Светский «визит» продолжался недолго. Супруги Блок

с тою же непроизвольной «визитностью» распростились.

Мы решили встретиться в тот же день у С. М. Соловье­

ва. Мне запомнились морозный солнечный январь, взвол­

нованность, грусть. Не знаю, почему захотелось поделить­

ся впечатлением от встречи с Блоком с очень мне близ­

ким А. С. Петровским, поклонником его поэзии; я зашел

к нему, мы с ним куда-то пошли; помню Никитский

бульвар и мое неумение выразить смутное и значитель­

ное впечатление от встречи с А. А., смутное до того, что

мне стало даже смешно. Я вдруг рассмеялся и развел

руками: «Да знаете — вот уж неожиданным оказался

Блок». И, в стиле наших тогдашних шалостей определять

знакомых и даже незнакомых (прохожих, например)

первой попавшейся ассоциацией, совершенно далекой и

парадоксальной, всегда карикатурной, всегда гротеск

(таков был наш «стиль»), я прибавил: «А знаете, на

что похож Блок? Он похож на морковь». Что я этой не­

лепицей хотел сказать, не знаю. Может быть, продолго­

ватое лицо А. А., показавшееся мне очень розовым, креп­

ким и лучезарным, вызвало это шутливое сравнение:

«На морковь или... на Гауптмана». А. С. весело рассме­

ялся. Мы продолжали шутить и каламбурить. Так я на­

рочно расшутил то важное и ответственное, что я почув­

ствовал в А. А. Помнится, с Никитского я прошел на

Поварскую, в квартиру, где жил С. М. Соловьев (тогда гим­

назист восьмого класса), и застал супругов Блок у него.

Нам всем сразу полегчало — стало проще, теплее, сердеч­

нее. От того ли, что в квартире С. M. не было никого

из «взрослых», т. е. людей другого поколения, и созда­

вался веселый, непринужденный приятельский тон бесед,

от того ли, что С. М. был родственником Блоку, его

знавшим давно, и одновременно моим большим другом,

оттого ли, что стиль наших интересов ориентирован был

вокруг Влад. Соловьева, созданный нами троими так,

что мы образовали естественно какой-то треугольник

с «оком», вспыхивающим между нами, с единственной,

неповторимой темой Влад. Соловьева, с нашей темой

о Ней, о Прекрасной Даме (Конкретной Теократии, в

жаргоне С. М., «Жены, облеченной в Солнце» — в жар­

гоне моем). Да, вероятно, С. М., вызвавший к жизни

наши отношения с А. А., был необходимым цементом,

241

спаявшим наши внешние отношения друг с другом.

Кроме того, экспансивный, веселый темперамент С. М.,

всегда переходившего от серьезного тона к детской без­

заботной шутке, под которой чувствовалось недетское

молчание, облегчал нашу беседу. Где стоят два человека

друг перед другом, внутренне близкие и извне далекие,

там всегда чувствуется стесненность, что-то сходное со

стыдом. Где появляется третий, одновременно знающий

и по-внешнему этих обоих, там появляется нить обще­

ственности, братства, т. е. естественности, непринужден­

ности, доверчивости. Мы боимся «замаскированных», но

нам с ними весело, когда мы знаем, что под масками

наши друзья.

Отсюда естественно, что в наших первых свиданиях

с А. А. С. М. нас связывал и, будучи младшим, несколь­

ко доминировал, создавал тон и стиль наших бесед втро­

ем, как бы деспотически правил кораблем нашего обще­

ния. Он был рулевым корабля, на который мы сели а

который, казалось, должен был нас вывезти в новый

свет, т. е. в соловьевскую «Будущность теократии», отно­

сительно которой у юного С. М. было настолько готовое

и ясное представление в то время, что он мог вообразить

себе будущее устройство Р о с с и и , — ряд общин, соответ­

ствовавших бывшим княжествам с внутренними совета­

ми посвященных в Тайны Ее, которой земное отражение

(или женский Папа) являлось бы центральной фигурой

этого теократического устройства. Но для этого нужно

было свергнуть самодержавие, т. е. революция была не­

обходима, как переход к царству свободы, к Ней,

к Заре 52. Перед революцией С. М. не останавливался

и в шутливой форме высказывал предположение о том,

что, кто знает, может быть и нам предстоит сыграть в

этом деле немаловажную роль *.

Помнится мне, что в эту вторую встречу у С. М. я

разглядел пристальнее А. А.: он чувствовал себя проще,

уютнее, и проступало в нем то лукаво-детское, несколько

юмористическое выражение, с которым он делал свои

краткие замечания и подавал реплики, отчеканивая слова

резким, медленным, несколько металлическим голосом.

Юмор А. А. был чисто английский: он выговаривал с

* Но он это высказывал несколько позднее, в начале револю­

ционного движения, во время которого он ощутил себя внутрен­

ним эсером. ( Примеч. А. Белого. )

242

совершенно серьезным лицом нечто, что вызывало шут­

ливые ассоциации, и не улыбался, устремив свои боль­

шие бледно-голубые глаза перед собой. А между тем не­

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии